Тело Роберта начинает содрогаться. Я кладу ладонь ему на плечо:
— Роберт...
Он резко встаёт и, спотыкаясь, проходит мимо меня, выуживая из своего кармана ключи зажигания. Я догоняю его уже возле машины:
— Роберт!
Он поворачивается. На лице читается неприкрытая боль.
— Я хочу убраться отсюда.
Киваю и протягиваю руку:
— Давай мне ключи. Я поведу.
Он колеблется, но потом передаёт ключи мне.
Открываю машину, усаживаю его на пассажирское сиденье, и только потом устраиваюсь за рулём. Завожу двигатель, и динамики взрываются композицией Muse «Uprising». От громкой музыки Роберт даже не вздрагивает, и не жалуется, когда я убавляю громкость.
Мы выезжаем на улицу, и я совсем не задумываюсь, куда мы направляемся. Я просто еду вперёд, поглядывая, когда могу, через консоль на Роберта. Он сцепил руки на груди в замок и его сильно трясёт, как будто он замёрз. Я знаю, что ему больно. Потому что он потерял отца... или потому что у него отца так никогда и не было.
Немного позже мы въезжаем на парковку перед моим жилищем. Где-то в глубине души я знаю, что это плохая идея. Но сейчас я совсем не думаю о последствиях. Я думаю только о молодом человеке, мир которого рушится.
За парковкой в нижних блоках располагаются в ряд маленькие благоустроенные квартирки с отдельным входом и большим широким окном, выходящим на бетонное крыльцо. В последний раз, когда Роберт стоял на таком крыльце, я отправил его домой.
Я обнимаю его за плечи и веду к своей квартире, пока он яростно трёт глаза. Отпираю дверь и приглашаю его войти, но тут Роберт поворачивается и прямо падает мне на грудь. У меня невольно вылетает:
— Всё в порядке, малыш.
Закрываю за собой дверь, удерживая Роберта, который, вцепившись пальцами сзади в мою рубашку, рыдает, уткнувшись мне в плечо. Когда судорожные всхлипы затихают и им на смену приходит что-то наподобие икоты, он прижимается лицом к моей шее.
— Ну же, — говорю я, отстраняясь. Усаживаю его на диван, потом приношу небольшой бокал вина и сажусь перед ним на столик.
Он делает глоток, кривится, потом выпивает всё до дна. Беру бутылку и снова наполняю его бокал. Роберт смотрит в него, но не пьёт.
— Простите, — говорит он тихо.
— Не извиняйся. Каждому время от времени нужно хорошенько проплакаться.
Он шмыгает носом и протирает глаза основанием ладони:
— А вы когда плакали в последний раз?
Мне хочется, чтобы он не переживал, что дал волю своим чувствам, но сейчас мне кажется очень важным быть с ним честным. Поэтому говорю правду:
— Не знаю. Думаю, это было давно. Сегодня утром, когда Кики не хотела отпускать мою ногу, я с трудом сдержал слёзы. Мне пришлось её стряхивать, как собачку. Это очень больно.
Он слабо улыбается, но всего лишь на мгновение.
— Хочешь поговорить? — спрашиваю я.
Он пожимает плечами и тяжело сглатывает.
— Я думал, что после его смерти мне станет легче, — наконец говорит он, катая бокал между ладонями, — но сейчас я чувствую себя таким опустошённым. — Он поднимает на меня взгляд. — Таким... ничтожным.
— Ты совсем не такой.
Его взгляд блуждает по моему лицу и на секунду останавливается на моих губах. Я чувствую, как невидимая упругая нить, туго натянутая между нами, как резиновая лента, сейчас ослабнет. Потом он снова смотрит мне в глаза и говорит:
— Спасибо.
Роберт обводит взглядом мою квартиру. С места, где он сидит, виден каждый её уголок, за исключением ванной комнаты и внутренней части шкафа.
— Где вы спите? — спрашивает он.
— Там, где ты сидишь.
— Так я сейчас в вашей постели?
— Я притворюсь, что ты этого не говорил.
Роберт коротко смеётся — первый звук радости, услышанный от него почти за всю неделю. Я ловлю себя на том, что сильно за этим соскучился. У меня появляется чувство, будто холодным зимним утром я наконец увидел солнце.
— Можно я воспользуюсь вашей ванной? — спрашивает он.
— Собираешься засунуть нос в мои шкафчики?
— Возможно.
Я улыбаюсь в ответ и киваю ему головой в сторону ванной комнаты.
Пока Роберт в ванной, я ищу, что бы приготовить. Пока я достаю оставшиеся с вечера котлеты и булочки для гамбургеров, потом ставлю их на стол, я слышу, как в унитазе смывается вода, потом открывается и снова закрывается кран. Я слышу, как Роберт открывает шкафчик с медикаментами, шкаф под раковиной и отодвигает занавеску в душе. Думаю, что он делает это всё нарочно громко. Чтобы я знал. У меня нет секретов, но такой явный досмотр меня забавляет.
Включаю духовку. Когда Роберт открывает воду, чтобы набрать себе ванну, я как раз нарезаю помидор. Из-под двери слышен характерный запах пенки для ванной «Мистер Баббл».