— Первый парень, с которым ты поцеловался?
Пару секунд он молчит, и я бросаю быстрый взгляд в его сторону.
— Ты, — говорит он улыбаясь.
— Врёшь. Или ты хочешь сказать, что у тебя никогда не было бойфренда?
— Ты не спрашивал меня про бойфренда. Ты спросил меня про первый поцелуй.
Мне нужно следить за дорогой. Движение в пятницу вечером очень оживлённое, большинство едет на север, но многие, как и мы, отправляются на юг. Но всё же, не могу удержаться, чтобы не взглянуть на него снова.
Эндрю делает глубокий вдох и фыркает:
— По сравнению с Оклахомой консервативный Техас выглядит либеральным. В старшей школе я ни с кем не встречался. Фейсбук и My-Space не были тогда настолько распространёнными, поэтому я скромно жил в своём небольшом мирке. Я был знаком только с парой парней, но они были не в моём вкусе. Тут ты можешь мне поверить.
Я улыбаюсь, глядя на дорогу.
— Поэтому мой первый бойфренд, наверное, был у меня в колледже.
— Почему «наверное»? — спрашиваю я.
Эндрю пожимает плечами.
— И вы никогда не целовались?
— Нет. Мы никогда не целовались.
Пытаюсь соединить в голове воедино: «бойфренд» и «не целовались». Хочется расспросить его больше, задать, например, вопрос: «Что же вы тогда делали?», но не уверен, что готов услышать ответы. По крайней мере, не на скорости за сто километров в час на одной из самых загруженных скоростных дорог штата. По тону Эндрю понятно, что там была целая история, и, возможно, не очень приятная.
— Хм, расскажи мне о мисс Момин.
— Майя? Тебе коротко или ты хочешь услышать полную необрезанную версию?
— Давай сорокаминутную версию.
— Хорошо. Она — мой лучший друг со времён средней школы. Мы были очень близки. По-настоящему близки. Мы и сейчас близки. Мы даже ходили в колледж вместе. Теперь мне кажется, что я ей всегда нравился, но я этого долго не замечал. Всё начало меняться после Кевина.
— Бойфренда из колледжа?
— Да. Не уверен, что хочу рассказывать тебе эту часть истории.
Я смотрю на Эндрю:
— Тридцать девять минут. Хочу услышать.
Он снова фыркает, и его лицо становится серьёзным.
Я перестраиваюсь в другую, более свободную полосу.
— Майя была мне как сестра. Нет, не как сестра. Хм... Больше! Как друг, приятель, понимаешь? Например, пока я принимал душ, она обычно сидела на крышке унитаза и развлекала меня разговорами. В этом не было ничего такого. У нас были именно такие отношения.
Он видит мои удивлённо поднятые брови, но не реагирует.
— После Кевина я чувствовал себя, можно сказать, полной развалюхой.
Эндрю замолкает и пристально смотрит в окно.
— И?
— Однажды вечером, как всегда, мы остались ночевать вместе. Я был подавлен, и... ну, она настаивала, а я не сопротивлялся.
Он, кажется, смущается, будто делает откровенное признание. Можно подумать, что я не знаю откуда берутся дети!
— После того случая отношения между нами действительно изменились. Не было больше массажей...
Массажей?
— ...никаких разговоров во время приёма душа. Стало как-то неловко. Через пять недель Майя узнала, что она беременна. Ситуация снова поменялась. Мы опять стали лучшими друзьями, без каких-либо задних мыслей. Родилась Кики, мы поженились, потом стали жить вместе. Снова стало всё как-то неловко. И я съехал. Это всё.
— А теперь ты вернулся обратно, — смотрю на него. — Почему?
— Потому что она попросила. Потому что я испугался.
Я вспомнил, как отреагировал Эндрю, увидев дату моего рождения на водительских правах. Это был поворот на сто восемьдесят градусов. На одно мгновение он был полностью сконцентрирован на мне: его сердце билось в унисон с моим, и он отдавался той страсти. Но, даже когда он лежал на диване на моих коленях, я видел, как к нему снова возвращается страх. А потом вдруг он отшатнулся от меня так, будто я был пламенем, к которому он подошёл слишком близко.
Но переехать обратно к мисс Момин...?
— Она когда-нибудь тобой манипулировала? — спрашиваю я. Если честно, мне достаточно сложно сопоставить мисс Момин, которую я знаю, с Майей, о которой говорит Эндрю. Вроде они — два разных человека. Когда я думаю о Майе, то манипуляция кажется вполне очевидной. Но когда думаю о мисс Момин, то вроде и нет.
— Нет, не думаю. Это просто соглашение, которое выгодно сейчас нам обоим, по крайней мере, всё так выглядело вначале. Между нами ничего нет. У неё есть бойфренд. И вообще всё здорово.
— Ты, действительно, думаешь, что я тебе поверю?