Я раздаю напитки. Марк сразу же опрокидывает свой, заставляя маму сорваться за бумажными полотенцами. Мэтью видит на своём гамбургере каплю кетчупа и заливается слезами. Забираю верхнюю часть булочки на кухню и соскабливаю верхний слой. Раздумываю, не испробовать ли нож на тёте Уитни? Она в этот момент украдкой забирает картошку-фри из тайника ничего не подозревающего Джуда, пока тот занят в настольной битве со своим старшим братом.
Дверь к свободе находится всего в паре шагов.
Наконец, дети утихомириваются, и тётя Уитни переходит к главному:
— Я была так сильно занята твоим отцом последние несколько месяцев, что совсем отстала от жизни. Мне известно, что тебя приняли досрочно. И я хочу быть уверенной, что ты подтвердил свою учёбу в университете Луизианы. Нам нужно согласовать твои условия проживания. Не могу поверить, что мы ещё этого не сделали! Даже не знаю, сможем ли мы устроить тебя в общежитие...
С каких это пор она стала моей мамой?
— Я ещё не решил, пойду я в университет Луизианы или в медшколу. Меня приняли и в A&M40 тоже. Ещё я подумываю о ветеринарии.
— Ветеринарии? — она смеётся. На самом деле она смеётся надо мной. — Ты же не серьёзно? Во-первых, работая с животными, у тебя никогда не будет достойного дохода. Во-вторых, фонд предназначен строго для четырёх лет подготовительного обучения в университете Луизианы, четырех лет учёбы в медицинской школе и дополнительно двух лет, если ты решишь специализироваться.
— То есть, если не будет медицинской школы, то не будет и фонда?
Я уже знаю, что так оно и есть, но хочу, чтобы тётя сказала это. Хочу, чтобы она произнесла это вслух. Хочу, чтобы озвучила само сообщение.
— Именно это я и говорю.
— Тогда я найду работу и сам оплачу учёбу.
— Ага, я слышала, что за волонтёрскую работу в приюте для животных отлично платят.
— Да пошла ты!
Она с грохотом ставит напиток, который держала в руке, на стол, заставляя детей подпрыгнуть, а потом набрасывается на меня:
— Не понимаю, почему мой отец считал, что достаточно носить имя Уэстфолла, чтобы инвестировать в тебя. Потому что, откровенно говоря, ты этого не достоин.
— Уитни... — говорит моя мама резко, но я обрываю её, не дав закончить.
— Нет, мам, пусть говорит.
Тётя Уитни переводит взгляд с моей мамы на меня, потом опускает глаза и медленно качает головой.
— Простите, — потом она поднимает глаза снова и пристально на меня смотрит. — Знаю, что у тебя есть некое романтическое представление о работе с животными, но пришло время посмотреть на жизнь по-взрослому, Роберт. Ты пойдёшь в университет Луизианы, и ты с уважением отнесёшься к наследию твоего деда.
Да, чёрта з два!
Ты не осознаешь, что мир ничтожно мал до тех пор, пока не попытаешься в нём затеряться.
— Так он что, правда, сделал твоё с ним фото в Фотошопе? — спрашивает Эндрю, когда мы осматриваем строящийся большой двухэтажный дом в новом квартале, расположенном в нескольких километрах.
— Ага.
— Знаешь, меня это начинает немного напрягать. Может, тебе стоит предъявить им по поводу этой страницы претензию? Сказать, чтобы они её свернули. В противном случае можно пожаловаться в Фейсбук.
— Верно, я думал об этом. Но пока есть эта страница, я хотя бы знаю, что происходит.
— Как и те, кто её видят.
— Насколько я понимаю, их пока только трое. Я подожду. Может, им наскучит, и они займутся чем-нибудь другим. Не хочу гадать, чего они там сейчас задумали.
— Кстати, по поводу задумок... — Эндрю вжимает меня в неокрашенную стену из гипсокартона в хозяйской спальне.
— Как для старика у тебя сильное либидо, — говорю я.
— Назовёшь меня стариком снова, и я сделаю тебе больно.
Хочу засмеяться, но снова накатывает мысль о тёте Уитни.
— Думаешь, нужно взять деньги и пойти в медшколу?
— Не знаю. От таких денег будет сложно отказаться. Восемь лет обучения и расходы на проживание. Это значит, что в итоге ты не только получишь доходную карьеру, но и закончишь без долгов.
Хотя Эндрю говорит правду, но не это я хотел слышать.