Намочив платок водой, отдала пострадавшему, сказав приложить к носу, а потом зайти ко мне.
— Это всех касается, — я по очереди оглядела парней.
— Мы еще не закончили, — возразил Стас.
— Вы закончили, — прошипела я, — или закончить означает поубивать друг друга?!
На лицах парней застыло одинаковое до смешного удивленное выражение.
— Я вас жду, — с этими словами я развернулась и направилась «в клинику», как про себя называла флигель. Все трое нарисовались на пороге, едва я вымыла руки. Усмехнувшись про себя, я приступила к делу. Нос к счастью не был сломан, обнаруженные мелкие порезы я промыла, запястье просто туго перевязала, велев не снимать повязку несколько дней.
Стас, пропустив вперед двух товарищей, наблюдал за манипуляциями, небрежно привалившись к столу.
— Прошу, — я похлопала ладонью по лавке, но он, проигнорировав мой жест, уселся на стол так, что наши лица оказались на одном уровне.
Как могла аккуратно, я отлепила от раны ткань, затем помогла Стасу снять сорочку. Смочив чистую ткань антисептиком, если можно так назвать разведенный 1:5 препарат, принялась осторожно промывать рану. Сантиметров десять и глубокая. Повреждена мышца, швы точно понадобятся. При мысли о том, что придется их накладывать без обезболивающего я содрогнулась.
— Я же говорил, ерунда, — хрипло, но насмешливо проговорил парень.
— Придется накладывать швы, — я оценила свет, лившийся из широкого окна, сочтя его достаточным.
— Что придется?
— Зашивать, — как могла сердито, проговорила я, — Я сейчас зашью твое плечо как, например, дырку на сорочке.
Он не стал спрашивать дальше. Например, зачем это нужно, с тем, что судя по шрамам, увиденным мною на телах пациентов-мужчин, им никогда не накладывали швы. Просто послушно выполнил мое распоряжение и развернулся спиной к свету. От такого вот доверия становилось больно.
Раньше мне приходилось накладывать швы. Один только раз. Мы тогда проходили практику в отделении травматологии, и хирург взял меня одним из ассистентов в операционную.
— Через несколько лет ты и сама будешь делать подобное, — сказал тогда Виктор Богданович, — Такой талант редко увидишь, особенно у девчонки.
Целью операции была установка пластины на лучевую кость. Моей задачей было наблюдать ровно до тех пор, пока не пришло время накладывать швы. Странно – я тогда дрожала как осиновый лист, но руки чего-то не тряслись. Врач назвал это «глаза бояться, а руки делают». Шов был косметический, а шрам потом едва заметен. Пациентка даже не подозревала, что это работа восемнадцатилетней студентки.
Вот только тогда все было по-другому. Стерильная операционная, опытные коллеги рядом и, главное, пациент в отключке. Самое главное – она мне никто. Этот факт не избавляет от страха, от ответственности за результат и прочего, но избавляет от боли. Именно поэтому врачи редко лечат родственников. Но какой у меня выход.
Иглу, вернее ее подобие я соорудила еще в начале своей «практики». Тестировала на куриных тушках – не на много хуже той, что у докторов 21 века и уж точно лучше, чем ничего.
— Не бойся, — тихо сказал он, — У меня бывало и похуже этой ерунды.
Насчет второго я не сомневалась – рана, оставившая широкий и кривой шрам над правой ключицей точно была похуже. Тогда на берегу я не увидела его издалека, а теперь вот разглядела отлично. Теперь мне его вовек не забыть.
Приказав себе не думать об этом, я еще раз продезинфицировала инструменты и кожу вокруг раны.
— Несомненно. Но ты почему-то стремишься получить еще, причем не в бою, а по глупости, — я вдела нить в иглу.
— Если не упражняться, владеть мечом не научиться.
— Ага, но это можно делать так, чтоб не калечить друг друга. Иначе вы просто не доживете до необходимости применять навыки.
— Это случайность – излишне увлеклись.
— Что, так боишься, что проснулось благоразумие?
— Я ничего не боюсь.
— Проверим.
Я работала не более пяти минут. Но длились они будто пять часов, или дней. Стас стоически вытерпел мои неумелые манипуляции, не издав ни звука.
— Умница, — прошептала я, и коснулась губами его щеки. Туго перемотав плечо, прошла к «тайнику» с драгоценным блистером. Выдавив таблетку, плеснула в плошку воды.
— Выпей, — не спрашивая, он послушно съел таблетку. Запив водой, отставил плошку и притянул меня к себе. Несколько минут мы просто стояли обнявшись в тишине.
— Я солгал тебе, — прошептал он, — Кое-чего все же боюсь. Я боюсь потерять тебя.
Кое-что я могла сказать ему. И внезапно я осознала, что это единственное, что на самом деле важно.