Сухие срубы. Они ведь быстро сгорят и городище останется как на ладони. Как потушить долбаный пожар с одним колодцем и, что хуже всего, в разгар битвы?
Прихватив клинок Стаса, с которым не расставалась и в ночи, я рванула к дверям, но Веда удержала меня.
— Пусти, я должна….
— Должна что? – перебила она, — Биться наравне с мужчинами? Ты это можешь?
Не могу. Вообще ничего не могу, кроме как стоять и беспомощно смотреть. Ждать вестей, не могучи ничего изменить.
Я не знала, сколько мы так простояли, слушая биение собственных сердец, заглушающее шум битвы. Звон клинков вскоре стал стихать.
— Сдавайтесь! – прогремел странно знакомый голос. Владислав? Не может быть, что киевскому княжичу делать здесь? Выскользнув из рук Веды, я выбежала из комнаты и, едва не свалившись со ступенек, выскочила на улицу. От зарева пожарища было светло как днем. Перепуганные женщины рыдали, прижимая к себе рыдающих же детей. Повсюду лежали окровавленные тела – в до боли знакомых кольчугах и черных, отороченных мехом плащах. Лошади без всадников носились вокруг. С десяток дружинников теснили нескольких берсерков. Те уже побросали мечи, их глаза с одинаковой бессильной злобой блестели на грязных бородатых лицах.
— Все равно конец вам, поляне, — выплюнул один из них, — Берсерк теперь княжит в Киеве, переловит вас как псов и….
Договорить он не успел – синхронными взмахами мечей рыцари, словно по команде, обезглавили пленников. Я даже не содрогнулась от ужасной сцены. В голове вертелись слова пленного. Если он прав…. Если Киев смогли взять.
— Тушите пожарище, — я не ошиблась. Вот он – княжич Владислав, всего-то в паре шагов от меня. Уцелевшие воины бросились выполнять его распоряжение, а сам княжич подошел ко мне.
— Элина? – став вплотную он взял меня за подбородок. Я отшатнулась, ощутив запах крови. Тошнотворный и резкий, как я раньше могла этого не чувствовать. Он не разгневался, но и руки не убрал. Безо всякого намека, не применяя силу, Владислав скорее просто касался, а не держал.
— Княжич, — просипела я.
— Не бойся меня, — проговорил он, — Я слово дал брату по оружию – если с ним что случится, ты под моей опекой.
Жуткие вести приносят по-разному. К примеру, на практике в больнице я видела, как мой куратор сообщает родственникам пациента, что тот умер на операционном столе. Несчастный случай и черепно-мозговая травма не совместимая с жизнью. Я до сих пор помню, как доктор прятал глаза, кровь на его операционном костюме, который тот даже не снял. Беззвучные рыдания худенькой женщины средних лет. Я тогда тоже плакала, навзрыд. Оплакивала незнакомого мне мальчишку и свою первую встречу со смертью.
— Стаслав? — услышала я чей-то хриплый шепот, не сразу поняв, что он принадлежит мне, — Он….
— Теперь раб Берсерка, — раздалось откуда-то снизу, — а брат его – союзник.
Я практически упала рядом с окровавленной грудой тряпья. Тяжелая рана – проникающая в брюшную полость, его трясло от шока и кровопотери.
— Говори! – заорала я, — Отвечай, тварь, где он.
— В Киеве, — просипел мужчина, — раб Владыки, такой же, как и вы….
Он отключился. Чьи-то сильные руки подняли меня с земли, слегка встряхнули.
— Девица, если Стаслав жив, мы вызволим его, — проговорил княжич, — Но этот пес мог и солгать.
— Не перед смертью, — Веда коснулась моего плеча.
— Владислав, где остальные? – я слышала себя словно со стороны. Словно это не я, а какая-то другая женщина распрямила сгорбленную спину и со спокойным достоинством задала вопрос. Так и было. Это не я. Я рыдаю в его руках, обезумев от горя.
— Лагерем к востоку, — тихо ответил он, — те, кто остался. Мы разделились, дабы найти берсерков. Они неуловимы, словно тени, от того отец решил….
На небе вспыхнула молния. Раздался жуткий раскат грома и полил дождь. По-осеннему ледяной, но я не чувствовала этого. Раздались ликующие крики – в борьбе с пожаром перевес теперь на нашей стороне. Владислав на миг запнулся, обратив невидящий взгляд на затухающее пламя.
— … Разделиться. А они сумели нас обойти…. Окружили, ударили с флангов…. Не всех, конечно, быть может, кто еще плутает в полях. Берсерк сумел взять Киев. Как? Я не понимаю…
Он продолжал говорить. Хрипло, отрывисто, уже не с нами, а словно с самим собой.
— Где ваш отец? – тихо спросила Веда.