— Мертв, — коротко бросил Владислав.
Я приблизилась и положила ладонь на его плечо. Оно подрагивало.
— Я соболезную, — тихо сказала я, — Давайте с дождя уйдем. Всем прикажите следовать в терем. …
— Нет, — отрезал он, — Мы вернемся в лагерь прямо сейчас, а вам оставим воинов для защиты.
— А не лучше ли переместиться сюда? Я лекарь и смогу помочь раненым, да в общем всем вам нужны кров и еда. Берсерки какое-то время сюда не сунутся – видели ведь пожарище со стен, решат, что ждать им вскоре возвращенья своих с явствами да рабами. Они ведь не знают исход сражения…. А пока рассудят, вы восстановите силы и решите, что делать дальше.
Он согласился. Возможно, попросту слишком устал, иначе навряд ли прислушался к мнению девицы.
— Я не упомянул еще одно, — сказал Владислав, — Крепимир тоже в лагере. Ранен, но держится.
Мы с Ведой отправились с ними. Но перед тем, как сесть на лошадь, я отдала некоторые распоряжения. Командовать было странно, но сейчас не имелось выхода. Нужно было начинать готовить еду, перевязочный материал, восстанавливать изрядно пострадавший забор. Впрочем, последним занялись немногие из оставшихся для защиты мужчины. От Владислава я узнала, что несколько человек отправились на поиски так неудачно разделившихся отрядов, дабы собрать их воедино.
До лагеря несколько часов езды – стоило спешить, от того я ехала вместе с Владиславом дабы не рисковать сломать шею свалившись с лошади. Мы мчались под дождем в кромешной темноте, освещаемые лишь вспышками молний. День все не наступал из-за сплошного покрывала темных облаков, скрывших солнце. Мое сознание погрузилось в какую-то странную пустоту. Ледяную – похуже ливня, под которым мы промокли до нитки. Темную – страшнее самой темной ночи, проведенной в одиночестве без сна.
— Кто? – источник голоса я не могла бы различить.
— Свои, — бросил Владислав.
Дальнейшее слилось одну сплошную вереницу последовательных действий. Самых серьезных ран – проникающих в брюшную полость я не обнаружила и уже почти порадовалась неожиданной удаче, но вдруг осознала – отсутствие тяжелых пациентов означает не то, что воины легко отделались. Но то, что некоторые просто не дожили до лагеря. Хотя, что я могла бы поделать, даже оказавшись рядом с кем-то из них раньше? Без операционной, инструментов, обезболивающих и даже не будучи настоящим врачом.
С помощью Веды и под удивленными взглядами рыцарей, я промывала виски и перевязывала раны, дабы предотвратить или хотя бы попытаться предотвратить инфицирование и максимально снизить кровопотерю до тех пор, пока мы не прибудем в городище.
У Крепимира глубокая – почти до самой кости рана на бедре. То, что не задета артерия, иначе как чудом не назвать. Рану кое-как перевязали, более того, сумели наложить нечто вроде жгута, но кровопотеря все равно пугающе велика. Сознание спутано, пульс слаб и учащен, я опасалась, что мы не довезем его до городища. Но, разумеется, сдаваться не собиралась. Наложив по новой жгут – довольно неплохо учитывая, что материалом послужил ремень, я промыла и перевязала рану. Затем мы тронулись в путь.
Дождь перестал только к вечеру, как раз когда перед нами замаячили очертания городища. Там я приступила к операции, приказав себе отбросить неуверенность. Тяжелая процедура длилась несколько часов. Один из помощников, державших моего пациента, грохнулся в обморок на середине операции, и мне пришлось прерваться, пока второй отлучался позвать другого. Из Добравы получилась отличная ассистентка – девушка не только мужественно выдерживала жуткое зрелище, но и ловко справилась со своей задачей.
Я сшила разрезанные мышцы. Крепимир терял сознание несколько раз. Но все же приходил в себя. Боролся. Если рана не загноиться, то он должен поправиться. Конечно, потребуется длительная реабилитация, более того, возможно бегать или даже просто ходить не хромая он никогда не сможет. Но какая разница, если он выживет?
Оставив Главу на попечение Веды, я сразу же занялась другими. Еще раз осмотреть, приказать держать крепче, напоить виски. Еще раз очистить рану, хорошенько промыть, наложить швы и повязку, приказать унести или помочь дойти до кровати. Продезинфицировать инструменты, сменить простыню и протереть стол, велеть занести следующего и все начать сначала.
Пока что все шло хорошо. Я восхищалась мужеством дружинников, терпевших мои неумелые хирургические манипуляции с одним лишь виски в качестве анестезии.
Но было еще одно чувство. Вытеснявшее все остальные, помогающее держаться, не содрогаться, когда в лицах пациентов вновь и вновь чудится его лицо, продолжать работать, отрешившись от всего.