У богатых ташкентских узбеков беглых русских работников было много и они все знали друг друга. В 1842 году до них дошли слухи о том, что в Семиречье возникло цветущее русское земледельческое поселение Копал. Чубар–мулла, человек отважный и предприимчивый, много лет страдавший на чужбине от тоски по родине, решил привести в исполнение, зародившееся в нем непреодолимое желание посмотреть на эту новую богатую окраину русской земли и, если возможно, поселиться в ней для того, чтобы, по крайней мере, умереть на родной земле. Он запасся тремя верблюдами, навьючил их ташкентским товаром — изюмом, шепталой[8], фисташками и ташкентскими тканями, беспрепятственно добрался до Семиречья, сбыл здесь с выгодой свой товар, запасся в Копале русским товаром, с которым вернулся в Ташкент. По дороге он встретил особенное гостеприимство и временный заработок у русских казаков на Каратале и, облюбовав совершенно свободные места, удобные для орошения и земледелия, решился поселиться вместе со своими земляками, товарищами–беглецами из России, под именем ташкентских выходцев — чолоказаков. По возвращении в Ташкент он собрал большой караван из нескольких десятков верблюдов и не меньшего числа чолоказаков с большим количеством ташкентских товаров, из коих самым ходким был изюм, так как из него копальские казаки курили водку. С тех пор русские чолоказаки окончательно поселились на Каратале. Второму поколению было уже от 10 до 17 лет.
Во все время своих путешествий Петр Семенов активно занимался ботанической и географической работой. Вот как он описывает один из бесчисленных эпизодов своей деятельности по пути в Верный: «Двадцать седьмого августа я предпочел взобраться на горный хребет Аламан. Притом главная вершина Аламана была так расположена, что вид с нее со всех сторон был самый обширный и для исследователя географии страны самый поучительный, и простирался далеко за китайские пределы и за самую главную реку Семиречья — Или. Казахский султан Адамсарт вызвался проводить меня на вершину Аламана в сопровождении одного джигита, а я взял с собой из Коксуйского поселка двух казаков. Пятнадцать верст мы сделали на прекрасных лошадях султана по дороге от Коксуйского пикета к Терсаканскому, а затем переехали вброд быструю реку Коктал и стали подниматься на Аламан. Дорога шла через скалистые ущелья вдоль ручья, падающего водопадом. Подъем занял четыре часа. Около полудня достигли мы вершины хребта у снеговой поляны, над которой круто возвышалась груда сиенитовых скал колоссальной величины. Кругом, в полном цвету альпийская растительность алтайского типа. На вершине Аламанского хребта я провел четыре часа за сбором растений, образцов горных пород и в производстве гипсометрических[9] наблюдений. В четыре часа пополудни мы начали спускаться с Аламана по другой, более прямой дороге, по крутым обрывам, мимо ужасных пропастей. Вдоль ущелья крутые скаты поросли казачьим можжевельником (JuniperusSabina), ниже зоны распространения которого появилась жимолость (Lonikeraxuljsteum) и черемуха (Prunuspadus). Уже было совершенно темно, когда мы достигли своего спуска и направились к ночлегу в одном из аулов Адамсарта. Когда мы вошли в юрту, расположившуюся на лугу, то нашли там разостланными богатые ташкентские ковры, приготовленные для нашего ночлега. Скоро загорелся и приветливый огонек посреди юрты, принадлежавшей, не султану, а богатейшему из жителей этого аула. Общество, окружавшее очаг, состояло, кроме прибывших со мной, из хозяина юрты, двух почетнейших жителей аула и двух чолоказаков. Султан совершил свою молитву, затем нам подали красивые бухарские медные кумганы (рукомойники). Мы вымыли руки и принялись за ужин. Прежде всего, в больших фарфоровых пиалах нам подали кумыс, потом чай, а затем было подано обычное выражение гостеприимства — баранина.
После полуночи я был пробужден страшной тревогой: послышались крики людей, отчаянный лай собак, ржанье лошадей, рев быков и верблюдов. Возле юрты раздался выстрел и крики: «аю», «аю», это был медведь, забравшийся в стадо овец. Испуганный выстрелом, медведь кинулся в бегство, похитив барана».
Тридцатого августа вечером Петр Семенов подъезжал к Верному вдоль подгорья северного склона исполинского горного хребта протяженностью более 450 километров — Заилийского Алатау, переходящего далее в Киргизское Ала—Тоо. Этот горный хребет высотой от 3 до 5 тысяч метров украшен вечными снежными вершинами.
9