Иногда отец, работавший в Нарыне с 1951 по 1955 годы начальником Тянь—Шанской областной конторы связи, брал меня с собой в столицу, и мы, измученные многочасовой грунтовой дорожной тряской, всегда останавливались в «Хитром домике» отдохнуть и пообедать. Там, была отменная кухня с азиатскими блюдами: шурпа, плов, лагман, манты и нашими — европейскими: борщ, пельмени, котлеты, гуляш и т. д. «Хитрый домик» процветал, там всегда было многолюдно, накурено, шумно. Шоферы делились дорожными новостями, многие были знакомы друг с другом. Мне это место напоминало чайную из кинофильма «Сказание о земле Сибирской». Водку, как и повсюду тогда, в буфете продавали на разлив. В связи с этим, маленькое отклонение из Нарымского случая. Я, мальчишка, стоял в очереди за хлебом. Тут подходят двое мужчин и просят продавщицу налить им по стакану водки. Очередь, в основном женская, возмущенно зароптала, продавщица невозмутимо разливает водку в стаканы, а мужчины благодушно успокаивают очередь:
— Не волнуйтесь, бабоньки, мы вас не задержим!
И действительно! Они взяли стаканы с водкой и не стали цедить ее, как это принято, а дружно, одним махом вылили ее в горло. Затем закусили конфеткой и удалились. Это действо очень впечатлило меня, можно сказать на всю жизнь!
В «Хитром домике» шоферы, с устатку, для аппетита или за компанию, тоже пили водку из граненых стаканов и это, по тем временам, воспринималось вполне нормально. Пили потому, что на дорогах не было контроля и пить или не пить регламентировалось ненадежным и обманчивым самоконтролем. А впереди, между прочим, для тех, кто выехал из Фрунзе в Нарын, была многочасовая, утомительная горная дорога и перевал Долон (более 3000 м.) — крепче за баранку держись шофер! Но главное — тормоза…
«Хитрый домик», сиротливый и убогий, и поныне служит кому–то убежищем, но ничто не напоминает о его былой популярности. Современные автомобилисты проносятся мимо, не подозревая о том, что с этим обветшалым строением связана пусть маленькая, но легенда.
С самого детства дорога по Боомскому ущелью вела меня на Иссык—Куль, вначале в пионерские лагеря, затем, после школы, до поступления в институт, я два года работал электриком в совхозе «Оргочер», на южном берегу озера. После окончания института, были командировки в Пржевальск, Кочкорку, Нарын, отдых в санатории «Голубой Иссык—Куль» и доме отдыха «Чолпон—Ата» и каждый раз путь лежал через это ущелье — другой дороги нет.
В настоящее время река Чу, перед Боомским ущельем зарегулирована Орто—Токойским водохранилищем, построенном в 1960 году. На этой плотине, в 70‑е годы, мне, в составе бригады наладчиков, пришлось поработать — в тело плотины мы устанавливали датчики, сигнализирующие о ее состоянии.
Первые годы после переезда в Россию, когда ностальгия особенно донимала меня, я часто вспоминал Боомское ущелье, каждый поворот дороги, каждый придорожный кустик.
4
Однако вернемся к Петру Семенову, его положение было куда хуже моей ностальгии. В одной из тесных котловин экспедиция была вынуждена заночевать. На вершинах ущелья были выставлены казачьи пикеты, так как киргизы могли бы истребить отряд, сбрасывая вниз обломки скал, нависавшие над ущельем. Петр Семенов признается: «Я напрасно старался уснуть в своей палатке под шум водопадов, образуемых Чу. Ночь, проведенная мной в Боомском ущелье, была едва ли не самой тревожной в моей жизни. На мне лежала ответственность за жизнь почти сотни людей и за успех всего предприятия».
На следующее утро несколько часов пути были еще столь же затруднительными, как и накануне, но затем стены ущелья стали раздвигаться и оно превратилось в долину с более мягкими склонами. Всем встречным киргизам переводчики внушали мысль о том, что русские не имеют никаких враждебных намерений, а едут в гости к главному манапу сарыбагышей Умбет–алы с которым представитель из самого Петербурга хочет быть тамыром (другом).
Подъезжая к Иссык—Кулю, отряд очутился среди несметной массы киргизских табунов и стад — пришлось расчищать дорогу среди этой массы животных. А далее, все пространство между рекой Чу, и берегом Иссык—Куля было занято бесчисленным количеством юрт.
Если остановиться на этом месте повествования Петра Семенова, то невольно приходишь к мысли — как же изменился климат! Сейчас здесь не прокормить «несметные табуны и стада». Эта местность с предгорьями на восток вдоль озера километров 40, представляют собой полупустыню, которая вместе с городом Рыбачье, периодически, как в аэродинамической трубе, продувается Уланом (так называется местный ветер).