А сколько времени и сил уходило на то, чтобы достать дефицитную фотобумагу! И дефицитные фото-химикаты (ведь тогда практически всё было дефицитом). И только совершив столько предварительных процедур и усилий, можно было однажды вечером занавесить одеялом окно на кухне, включить красный уютный фонарь и… целую ночь печатать, печатать, печатать! Разумеется, чёрно-белые, цветные нам и не снились. А потом накатывать, накатывать мокрые фотографии валиком на стекло… (Просохнув, они сами отвалятся и будут положены под пресс – под толстую стопу книг – для расправления).
А потом отмывать, отмывать все эти ванночки и баночки от химикатов… Мало кому нравилось такое продолжительное и трудоёмкое удовольствие. Жорке нравилось, он был настоящим фанатом фотографирования. Аниному папе, дяде Юре, это тоже нравилось, он всегда брал фотоаппарат во все поездки, к тому же они любили ездить в отпуск всей семьёй, и у Ани-большой осталось много фотографий от этих лет. Точнее – от ТЕХ. От тех уже далёких лет…
…В те несколько вечеров, что Фёдор посвятил фотографии, я сидела рядом с ним и всё наматывала на ус. И потом с удовольствием накатывала фотки на стекло кухонной двери. И отмывала ванночки (они ещё назывались кюветами) от использованных химикатов, хотя они и сильно пахли, но интерес пересиливал нелюбовь к химическим запахам. Так что, кой-какой опыт у меня уже был.
…Итак, я обнаружила кнопочку автоспуска. Впрочем, я и раньше знала о её существовании, но никогда не приходило в голову ею воспользоваться. А тут вдруг пришло: что, если за объективом никого не будет?… Это был психологический опыт над самой собой. Смогу ли я в такой ситуации преодолеть страх и смущение? Смогу ли не скукоживаться, а просто жить перед объективом, оставаясь СОБОЙ в те секунды, пока жучок с тихим жужжанием ползёт до щелчка?… Могу ли я на фотографии выглядеть не как мокрая, перепуганная курица, а как нормальный человек? Пусть не красавица, но хотя бы без этой затравленности во взгляде. Мне было интересно. И я не пожалела целой плёнки на свои эксперименты.
Я сфотографировала человека по имени «Я» на историческом балконе, за которым шумели тополя… С моими любимыми жёлтыми листьями. Они, проглаженные утюгом, с осени до лета простояли в вазе. Я прикрыла листьями половину лица, как веером, и поняла, что мне так комфортнее. (Мелькнула мысль: ах, как хорошо, наверное, носить чадру, или даже паранджу! Накрылся ею – и живёшь там, внутри, как в собственном маленьком домике. Здорово!) Ещё сфотографировала человека по имени «Я» в цыганском костюме, который сохранился у меня с прошлогоднего новогоднего бала. Сфотографировалась с маминой накладной косой – и это оказалось ещё интереснее (по самоощущению). Я поняла, что чем больше я прикрываю себя НЕ-СОБОЙ – тем мне легче, лучше, свободнее. Я вспомнила историю про Качалова (где-то прочла): оказывается, великий актёр вне сцены сильно заикался. Но стоило ему войти в образ и выйти на сцену – заикание тут же исчезало. Вот так вот! Тут какая-то загадка для меня. Или… наоборот, разгадка? Человек начинает запинаться, заикаться или как-то ещё по-другому комплексовать, если ему СТРАШНО ОТКРЫТЬСЯ. Страшно показать миру своё потаённое «я».
Лучше его спрятать в кавычки, под чадру, за штору образа. А почему страшно показать своё «я»?… Ответ прост: страшно быть не понятым. Страшно, что посмеются, повертят пальцем у виска («Она не такая, как мы! не такая, как все!») Не хочется, чтобы в ответ на откровенность сделали больно. Вот, говорю себе, природа и позаботилась: лишила тебя возможности открываться перед каждым встречным-поперечным. Повесила психологический замок на уста…
Тогда почему не страшно раскрываться в стихах? Да потому, что «я», облечённое в слова, это уже какое-то другое «я» – это тот самый образ, за который можно спрятаться. Который в состоянии прикрыть меня от насмешек и ухмылок мира. В стихах я совершенно открыта – но при этом стихами же и защищена. Вот так удивительно получается…
А потом Жорка учил меня проявлять плёнки и печатать фотографии. Потому что попросить у Фёдора фотоаппарат у меня ещё хватило смелости, но просить, чтобы он меня учил всяким фотографическим премудростям, это уже было за пределом моих возможностей. Жорку попросить было намного легче. Он прикатил на своём велике, привёз в двух литровых банках уже разведённый проявитель и закрепитель. Помог занавесить на кухне окно одеялом, установить на обеденном столе фотоувеличитель, красный фонарь, ванночки для проявителя, чистой воды для промывки фоток и закрепителя. И когда все домочадцы отправились спать, пожелав нам хорошей творческой ночи, я первый раз в жизни села за фотоувеличитель, а Жорка, как консультант-наставник – на табуретке рядом.