И какова же была наша радость, когда (через час, или два, часов-то у нас не было) мы увидели идущую нам навстречу бабушку!…
Правда, бабушка стала меня тут же сильно ругать: во-первых, за то, что мы без неё уехали, хотя вины моей в этом не было никакой, а во-вторых, за то, что мы побрели по берегу моря, а не сидели, как послушные дети, и не дожидались её на Золотом пляже.
Ей ударило в голову, что, идя без присмотра по берегу моря, мы с Маришей могли утонуть! Интересно: каким образом мы могли утонуть?…
Всё-таки взрослые держат детей за идиотов, они приписывают детям какие-то идиотские помыслы, которые просто не могут родиться в нормальной голове! А то, что голова у меня нормальная, бабушка могла бы уже знать.
Я ведь хотела, чтобы она поскорее перестала о нас волноваться. Я думала: она пошла домой (не стоять же ей целый день на автобусной остановке), сидит там и горько плачет о потерянных детях… А мы – тут как тут! здравствуй, дорогая бабушка, мы вернулись!
(Наверное, дети тоже держат взрослых за идиотов: это ж надо было придумать такое, что бабушка пошла домой, сидит там и плачет!) Эта история открыла мне глаза на то, что дети и взрослые – существа близкие по разуму, что порой дети и взрослые оценивают ситуацию совершенно одинаково и принимают совершенно одинаковые решения.
…И я до сих пор радуюсь, когда вспоминаю, как мы встретили нашу бабушку на морском берегу, где-то на полпути между Золотым пляжем и Евпаторией…
В Евпатории мы с бабушкой первый раз говорили о Христе. Неподалёку от нашей улочки площадь. На площади – церковь, действующая по воскресеньям. Туда идёт народ, не густо, но идёт.
– Бабушка, зачем?
– Ну, как… Богу молиться. Христу.
– А кто такой Христос? – спрашиваю я.
Удивительно, что раньше я такого вопроса бабушке никогда не задавала. Хотя и слышала от неё выражения: «Христа ради», «христианская душа». Но для меня это были просто такие бабушкины выражения: Христа ради – вроде как «пожалуйста», христианская душа – значит, «очень хороший человек». И когда в Васильевке от бабушки Моти или от бабушки Химы я слышала порой вздох-восклицание: «Христе Боже наш!» – то тоже воспринимала это как старинное выражение, которое можно услышать только от бабушек в селе. А то, что мои сельские бабушки верят в Бога – в Кого-то, Кто над нами, где-то на далёких небесах, Который слышит их вздохи, их просьбы, – я это знала давно. Их вера была не отделима от них, как вся их жизнь – с этими хатками и рушниками, мальвами и глиняными горшками на тыне (на заборе), простыми радостями и горькими воспоминаниями, их вера была естественно вплетена в красно-чёрный узор жизни, и я как-то интуитивно чувствовала, что «Христе Боже наш» – может быть, самая главная нить в этом узоре… Именно та нить, за которую они держатся во всех жизненных испытаниях. А иконы в углу… – эти потемневшие портреты Бога и его Матери – я их воспринимала, как иллюстрации к сказке.
Но только сейчас, в эту минуту, до меня вдруг дошло, что «Христос» – это ЧЬЁ-ТО ИМЯ! И меня это сильно поразило.
– Бабушка, а кто такой Христос? – повторяю я свой вопрос.
И бабушка, немного поколебавшись, как будто собираясь с мыслями, начинает рассказывать о человеке, который жил когда-то очень давно в Израиле… Очень хороший человек. Он учил народ, как надо правильно жить, и многие почитали его богом, но потом евреи его убили.
– За что, бабушка?!
– По злобе человеческой.
– Так он был Богом – или нет?
– Он был сын Бога.
– Как это?
– Его простая женщина родила, Мария. Но родила не от мужа, а от Бога.
– Как это?…
Я чувствую, что моя голова не в состоянии вместить бабушкины объяснения.
– Ну, ты ещё мала такое понимать, – говорит бабушка, видя мою обескураженность.
– А ты веришь в Бога, бабушка?
– Когда-то верила. И мой отец очень верующим был. Он мне и привил эту веру. Да, когда-то я сильно верила в Бога… Но я перестала в него верить, когда увидела, как еврейских детишек ведут в газовые камеры… Видеть это было выше человеческих сил! Я подумала тогда: если бы на свете был Бог, он бы такого не допустил!… После того, что я пережила, я не могу больше верить. Моя вера в Бога умерла в Освенциме и в Маутхаузене… А Христа я и сейчас люблю. Он был очень хороший человек, и все слова, что он говорил, были правильные. Только если бы Он был Богом, он бы не допустил такого зверства, которое немцы чинили, тем более – над детьми… Почему он это допустил?! Кто мне ответит на этот вопрос?! В чём были виноваты эти дети?! – почти кричит бабушка, и её глаза горят страшным гневом и обидой.