— Ну знаешь ли… — похоже, дядя прилагал все силы, чтобы держать себя в руках. — Мы общались четыре месяца, а ты меня динамила и плела какую-то чушь про дружеские отношения! Я пригласил тебя к себе, и когда ты согласилась, понял это как знак, что ты тоже хочешь большего, чем просто дружба! А теперь, выходит, я один дурак, который что-то там себе придумал? Очень удобная позиция!
— Тебе тридцать пять лет, Джин У, а ты ведешь себя как незрелый подросток, — Алекс больше не возмущалась, она была холодна как лед, и даже я со своего места на лестнице чувствовал ее ярость. Дядя попятился. — Я всегда говорила только то, что имела в виду, не вкладывая в свои слова скрытые смыслы. Ты хотел думать, что мы с тобой больше, чем просто друзья, и тебе было наплевать, как я отношусь к тебе на самом деле. Я не напрашивалась и предложила денег за проживание, но тебе было удобнее считать, что я приехала сюда только ради тебя. Повзрослей уже, может тогда ты наконец женишься.
Я замер. Дядя тоже. Алекс попала в самое больное место. Вся наша семья знала, что он незрелый, несамостоятельный и очень инфантильный человек. Это понимал даже я. Мама и бабушка давно отчаялись его женить. После многочисленных свиданий вслепую девушки пропадали и просто не отвечали на звонки. Вероятно дядя очень болезненно переживал свою непопулярность, и сейчас выглядел так, будто хочет убить стоящую перед ним Алекс.
— Убирайся из моего дома, — процедил он сквозь сжатые зубы.
— Отлично! Как хорошо, что я еще не сняла бронь гостиницы. Так и знала, что доверять мужчинам — все равно что себя не уважать, — Алекс удовлетворенно улыбнулась, как будто искала и наконец нашла доказательство того, что все мужики сволочи.
Она повернулась лицом к лестнице и натолкнулась на мой взгляд. Выражение ее лица смягчилось, и она неловко опустила глаза.
— Никто никуда не уйдет, — вдруг сказал я. Не знаю, почему я это сделал, меня словно что-то толкнуло произнести эти слова.
— Не лезь не в свое дело, сопляк! — взбешенный дядя подлетел ко мне и ткнул меня пальцем в плечо.
— Не согласен, — возразил я, стряхивая его руку. — Это мой дом, и я решаю, кто в нем будет жить.
Дядя опешил. Я видел это по его потрясенно расширившимся глазам. Какая-то часть меня восставала против такой вопиющей грубости по отношению к старшему, и я представил, что бы сделал отец, если бы услышал, как я разговариваю с его младшим братом. Наверное отвесил мне хорошую оплеуху. Но другая моя часть верила, что я поступил правильно, потому что хотел защитить девушку, которая… которая… — я замер на этой мысли и упрямо договорил — которая не заслужила такого отношения. Да, именно так! У меня всегда было обостренное чувство справедливости, и сейчас во мне говорило именно оно. Ничего больше!
— Ты что творишь? — дядя перешел на корейский, приблизив свое лицо вплотную к моему.
— Я не сказал ничего особенного. Дядя, ты не прав и сам это знаешь.
Мы смотрели друг другу в глаза, и на какое-то время я совсем забыл, что он мой родственник. Со стороны мы наверное выглядели как два самца, пытающиеся остоять свою территорию. И я не собирался отступать.
— Из-за какой-то девки ты готов пойти против меня, своей семьи? Да кто она вообще такая! — зашипел мой соперник, и я почувствовал, как кровь прилила к лицу.
— Она наш гость, — пытаясь сохранить ровный голос, я хотел достучаться до упрямца. — Неужели ты выгонишь ее из дома только потому, что она не ответила тебе взаимностью? Это не по-мужски. И не по-человечески.
— Да что ты можешь понимать! У тебя еще молоко на губах не обсохло! — возмущенно фыркнул дядя, однако я видел, что он заколебался. Может уже наконец включил голову?
— Давай отбросим эмоции. Ты пригласил девушку погостить к себе домой. Она одна в чужой стране, языка не знает, знакомых, кроме нас, у нее нет. Ты должен взять ответственность за свое решение, — несмотря на свою злость, я не хотел ругаться. И тем более, чтобы дядя рассказал моим родителям об этом инциденте, добавив от себя двусмысленных подробностей. Поэтому я решил, что сейчас лучше всего договориться, чем воевать.
Алекс не вмешивалась в наш разговор и стояла у окна, глядя во двор. Какое-то время дядя молча пыхтел уперев руки в бока. Затем, наконец, выдавил через силу:
— Ладно, пусть остается.
Я едва сдержал саркастическую ухмылку. Тоже мне, разрешил! Официально дом мой, я купил его на заработанные деньги и по факту только я могу решать, кому здесь жить. Но дяде очень хотелось сохранить видимость лидерства и иллюзию, что все зависит от него. Что ж, если ему так легче, пусть так и думает.