Подруги шептались, лёжа в соседних гамаках, в то время как остальные парни и девушки крепко спали — кто в палатке, кто в спальном мешке на траве.
Деспина удивлённо и разочарованно посмотрела на подругу, которая не отрывала глаз от усыпанного звёздами неба, словно считывая оттуда некую, только её одной доступную информацию.
— Его уже не спасти… Послушай меня, уезжай. Больше так, как было, никогда уже не будет. Любовь превратилась в яд…
— От чего не спасти?
Голос Афродиты внезапно затих, её взгляд застыл, тело напряглось, она будто превратилась в мраморную статую. Время остановилось, мысли Деспины замерли. Или уснули? Их словно затягивало в небесную Вселенную, которая продолжала убеждать в истинности слов Афро. Нет, Деспина не спала, её глаза отчётливо видели, как блекли звёзды и вставало солнце. Растворившееся в небесных светилах сознание стало возвращаться, но уже в новой форме — уверенной, сильной, готовой к созданию новой жизни, которая трепетно билась в её чреве.
— Хорошо… — хотела было согласиться Деспина, но соседний гамак был пуст. На его месте лежало несколько миртовых цветков, выпавших из волос подруги.
Больше Афродиту и Адониса никто не видел.
Бабушка встретила свою внучку, прикрывавшую небольшой, но уже заметный живот, и не могла остановить поток счастливых слёз:
— Ага́пи му! О́ла кала́? (Любимая моя! Всё хорошо?)
— Ах, бабушка, как же я соскучилась! — Внучка упала в объятия Дафны, которая под родной и долгожданной тяжестью облегчённо вздыхала.
По телевизору ежедневно вещали о ВИЧ-инфекции, которая распространялась с бешеной скоростью по Европе и Америке. Очаги размножались с пугающей скоростью, особенно среди любвеобильных хиппи, которые, продолжая верить в полную свободу, становились жертвами смертельного вируса. Про Мано и остальных ребят Деспина долго ничего не слышала. Чувствуя себя предательницей, она сильно страдала от угрызений совести.
Через месяц старая Дафна сидела перед листочком с отрицательными результатами анализов внучки и благодарила Богов Зевса, Аполлона и Асклепия за чудо.
Через год после рождения маленькой Марии Деспина решила возобновить поиски Мано. Она хотела показать ему дочку и дать возможность, если пожелает, видеться с ней. У ребёнка непременно должны быть отец и родственники с обеих сторон. Тем более что Деспина, придерживаясь традиций, дала дочке имя матери Мано. В Греции это вселяло надежду на то, что её с дочкой примут в семью. Невзирая на мольбы бабушки, Деспина взяла билет на самолёт и отправилась в Салоники с полугодовалым ребёнком на руках. Сестра Дафны, Фемида, в очередной раз с радостью приютила внучатую племянницу с малышкой.
По месту жительства Мано не оказалось. Его мать только пожимала плечами, а отец и вовсе захлопнул перед носом дверь, даже не взглянув на коляску со спящей внучкой.
— Мано нашего ищешь, дочка? — послышался голос соседки, высунувшей любопытный нос из-за соседней двери. — Ну-ка пройди ко мне, только быстро!
Деспина толкнула вперёд коляску и исчезла в соседской квартире.
— СПИД у него, в больнице имени Гиппократа лежит. Я там санитаркой работаю. Если хочешь, проведу. Родители его скрывают, так что ты тоже не болтай, жалко их. Ты сама проверься и малышку свою проверь, говорят, эта зараза только через полгода после попадания в кровь диагностируется.
— Спасибо, кирия, обязательно проверимся! — пообещала Деспина, пятясь к выходу.
Присев на скамейку в тени на площади Аристотеля, она тихонько заплакала. Мария сладко спала, гоняя во сне туда-сюда соску. Рядом стояли столики, где мужчины играли в нарды. Тавли, как их называли греки, была самой распространённой игрой всех времён и возрастов. Стук падавших на доску костей и передвигавшихся шашек был характерным звуком в каждом дворе. Сквозь слёзную пелену Деспина смотрела на взлёты и падения пластиковых кубиков и думала о том, насколько это напоминает течение жизни: как упадут кости — дело случая, но вот куда двинется фишка, зависит от игрока…
Вдруг за плечом она почувствовала чьё-то тёплое дыхание. Обернувшись, Деспина увидела Михалиса:
— Ты?!
Она вскочила со скамьи и повисла у парня на шее. Потом вдруг осеклась, почувствовав неловкость.
— Деспина! Как ты? Я так рад тебя видеть! Ты… с коляской? Это твой? Быстро же ты! Извини… Я не то хотел сказать…
— Господи, Михалис! Как же ты изменился, подстригся, похорошел! Как у тебя дела? Здоровье? — Последнее слово просто вырвалось из уст.
— По сравнению с другими… лучше быть не может… Знаешь про остальных?
— Как? Ещё кто-то?