На четвертый день вокруг изб было пусто, только разбросанные по всему периметру вражеские тела. Это были человеческие тела, но она так привыкла видеть в них зверя, что тела ее не смущали. Последние убитые оборотни так и остались зверями, на радость Борзеевича, который, заметно повеселев, принялся изучать их анатомию. Заполучить зверя-оборотня ему удалось впервые.
Хоронить их не стали, заметив, что земля сама поглощает останки, которые быстро обращались в удобрение. Даже кости сыпались трухой, как будто пролежали в земле тысячу лет.
Птичка невеличка потеряла управление, как только пересекла черту, за которой началось лето. Все оборотни выжили, но было их не так много. Выползли из вертолета самыми настоящими зверями. Ничуть не страшнее остальных. И оставили о себе на добрую память превеликое множество разного полезного имущества.
Сама птичка-невеличка пострадала, запутавшись в ветвях деревьев. Борзеевич предпринял попытку объяснить Маньке ее физиологическое строение – ничего сложного в ней не было. Он признался, что птички-невелички летают и падают, а Дьявол остается…
Имущество, свалившееся с неба, подобрали, саму птичку разобрали на полезные запчасти. Борзеевич пообещал, что вскоре у них загорится электрическая лампочка и заработает радио – и не только в голове, но и снаружи, а если получится, то и посмотреть смогут на то, что творится в мире.
– Зря так оборотни обо мне, не варвара я, – обиделась Манька и порадовалась, что Борзеевич так много знает обо всем. – Мы тоже лампочки зажигать умеем…
Эпилог
Жизнь продолжалась – Манькиному счастью не было конца.
У нее был новый друг, который важно прохаживался по тучным пастбищам, и не сомневался, что Дьявол такой же существующий, как он сам, учил и учился, и в первый же день после победы, когда Дьявол попомнил Маньке ее лень и увеличил физическую нагрузку, с удовольствием составил ей компанию. И теперь Манька побиваема Дьяволом была не одна.
На третий день, когда земля очистилась и вся честная компания наслаждалась выпавшей передышкой, новые побеги неугасимого дерева выбрались из-под земли и множество семян дали всходы. Да не каких-нибудь, а такие, которые Манька только в кино видела. Она бы их потоптала, когда яблоню приняла за обыкновенную хворостинку, наступив на нее, но Борзеевич взял у нее розовую ленту и поучил, как лечить растение, подвязав яблоню, а после взялся рассказывать про каждое в отдельности. По его разумению выходило, что по лугу ходить нельзя, а только любоваться, ибо каждая былинка имела свое название, и редкостной диковинкой считалась в царстве-государстве или имела пользу великую.
Избы восстановили огород и припахали новое поле для зерна. Теперь у них росла не только пшеница. Для огорода Борзеевич составил Дьяволу целый список, наказав крепко-накрепко, когда в следующий раз отправился странствовать по белу свету, не забыть про него, когда мимоходом заглянет ветром под открытый навес, где хранились семена.
Дьявол изменился в лице, обвинив Борзеевича, что тот отправляет его воровать.
Прочитав список, он исчез и через мгновение вернулся с мешком, в котором Борзеевич нашел все необходимое, и что под навесами не лежало, и чему вскоре надлежало стать проращенным. Откуда Дьявол взял семена, Борзеевич спрашивать не стал, но Манька не удержалась, и полюбопытствовала.
– В Райском саду, в заповедных местах, – ответил Дьявол. – Разве не моя земля родит такую красоту? – он сделал неопределенный жест, махнув в сторону. – И замечательно, – сказал он, – что мы почистили территорию!
Новые растения действительно были совсем не такими, как те, которые росли на лугу и в лесу до этого. А неугасимое дерево поднялось из-под земли, как дуб, великий и могучий, а все прочие посаженные Манькой и Дьяволом ветки ушли в землю. Под неугасимым поленьим деревом всегда была тень и пусто, но дальше, прилегающий к реке луг и все, что за ним, изменились до неузнаваемости. Там, где три дня назад было побоище, поднималась молодая поросль. Поднималась она быстро, земля давала ей силу и влагу, которую Дьявол пригнал вместе с проливными дождями, зарядившими на целую неделю.
Вернулись животные.
Животные Маньку, конечно, не признавали, но старика Борзеевича боготворили, причесывая бороду своими лапками, вылизывали его усталое, но довольное лицо, прыгали ему на спину в самый неожиданный момент, и вообще, куда бы ни шел, следовали за ним дружным миролюбивым стадом.
Пару раз сороки приносили новости, и тогда Борзеевич кликал ее, объясняя, что стрела ей еще понадобится. Манька взбиралась на свой сторожевой пост, чутко прислушивалась к себе и стреляла в небо, зная, что стрела обязательно найдет свою цель…