— Забралась бы на высокую ель, да посмотрела вокруг! Вдруг просвет имеется… А где просвет, там поле или дорога. А поле или дорога — это люди. Хоть какая голова, а все лучше, чем Манькина… — он состроил обиженную мину, усаживаясь на поваленное дерево.
Совет у Дьявола был дельный. Понимая, что виновата (нельзя же канючить по каждому поводу, обвиняя белый свет, что нет в нем света), она тут же простила и себя, и Дьявола. Достала железный каравай, погрызла, чтобы сделать ему приятное, засунула обратно в котомку и взобралась на ель.
Дерево, на которое она влезла с таким трудом, для обзора оказалось не самое удачное. Она находилась как бы в яме. Горизонт открыл не так много: лес обступал со всех сторон, просвета никакого — кроны деревьев колыхались, как море, то синевато-зеленые, то с желта, то серые. Шпили самых высоких деревьев выставлялись из общего массива то тут, то там. Ель в три обхвата, на которой она сидела, уцепившись обеими руками за верхушку, увешанную прошлогодними шишками, не доставала по сравнению с ними и двух третей их высоты. Но все же не так далеко она заметила, что лес как бы обрывается, а чуть дальше начинается снова, сливаясь с массивом чуть ярче освещенной солнцем зеленой полосой.
Манька обрадовалась и этому.
Она слезла и припустила бегом, пока совсем не стемнело. Ветви хлестали ее по лицу, иглы втыкались в кожу и сучья ранили, цепляясь за одежду. Но она не замечала, такие раны не пугали ее. Она и к язвам начала привыкать, уже не так остро чувствуя боль и не жалуясь каждый раньше, когда снимала железо. Не прошло и получаса, когда она обнаружила себя на берегу реки.
И каково же было удивление, когда узнала место, которое оставила полтора месяца назад!
Манька не поверила глазам…
Вот поле, осинник, и три древние березы, а еще старая дорога, которая вилась по берегу реки, по которой люди ездили редко, разве что местные жители, которые использовали ее кто за сеном, кто за дровами.
В прошлый раз крестьянин, который подбросил ее, ехал на свое поле…
Он-то и рассказал, что заселенные места здесь заканчивались. Дальше старая дорога поворачивала к южной границе, а река плавно уходила на север, в места дикие и безлюдные к Мутным Топям. И предложил ей добираться до столицы по той самой новой дороге, по которой она теперь возвращалась назад. Дьявол и тогда был за реку, но, выбирая между рекой и дорогой, Манька естественно выбрала второе.
Так она попала в трипятое государство…
К тому времени найти Посредницу она уже потеряла всякую надежду. Где она, знал только кузнец господин Упыреев, а объяснения его ни в одном разе не привели ее в нужное место. Единственное, что она знала, что Посредница ждет ее где-то на реке, за каким-то болотом — и бесцельно бродила по государству, съедая и изнашивая железо, которое вдруг перестало убывать, и даже как будто прибывало и становилось тяжелее.
За границу ее не пустили. Но с удовольствием раскрыли секрет установленного во дворце порядка для приема посетителей, по которым она, Манька, не имея рекомендации, попасть к Ее Величеству никак не могла, особенно, если лицо обозначили недостойным и занесли в черный список. Ей даже карту выдали — приблизительную, сделанную рукой неизвестного разведчика, который единственный, кто смог побывать в Манилкиных землях и вернуться, лишенный памяти лишь наполовину.
Получалось, что без Посредницы с Благодетельницей не свидеться…
Карта трипятого государства оказалась точнее, чем те, которые имелись в ходу у государства. Там даже ее деревня была. Манька долго разглядывала карту, пытаясь разгадать, о какой реке говорил господин Упыреев. Рек и речушек в государстве было пруд пруди, и все они впадали в одну большую реку, которая разделила нецивилизованную часть государства надвое. Пока Дьявол сам не ткнул пальцем в то место, куда она боялась смотреть — Мутные Топи и в Зачарованные Горние Земли…
Но соваться в Мутные Топи было чистым безумием, да и как, если там никто не жил?! Как можно было идти туда, куда люди не ходят? И как могла Посредница жить среди дремучих лесов и болот? Нет! Нет, нет и нет! Там, в этих землях пропало без вести столько народу, что и думать о тех местах было страшно.
Но спустя какое-то время она уже сомневалась.
Если верить карте, то дальше, недалеко от реки с южной ее стороны, была еще одна дорога, которая родные края не доставала. А вдоль дороги селения, к которым добирались со стороны гор. Кроме того, выяснилось, что в тех землях бывали многие, не только пропавшие. И за клюквой туда хаживали, и охотники в тех местах зимовали. Да и сами пропавшие теперь уже вызывали подозрение. Не от хорошей жизни уходили без вести пропавшие в Мутные Топи и Зачарованные Горние Земли. Но если не вернулись, значит, шли к Посреднице и, возможно, поднимала их Благодетельница — да так, что домой не тянуло. Тогда понятно, почему пропавших людей никто никогда не искал, а если кто спрашивал, (таких было немного), им всегда отвечали ласково и с намеком на тайну великую: «не извольте беспокоиться, нет никаких оснований!»
Пожалуй, попробовать стоило. После полученных дополнительных сведений поиск Посредницы решено было продолжить. Уверенность крепла с каждым днем. Конечно, не через лес и болота, а в обход. Или с людьми, которые знали те места. Бесцельное хождение закончилось, теперь в каждом селении она выспрашивала людей, которые станут ей проводниками. И даже нашла, но раньше зимы в Мутные топи и Зачарованные Горние Земли никто не рисковал сунуться, так что времени на подготовиться к походу у нее было достаточно.
Оставалось дождаться зимы…
Попасть в деревню до темноты Манька никак не успевала. В прошлый раз от деревни до развилки они с крестьянином добирались больше трех часов. Солнце уже стало красным, зависнув над горизонтом крупным огненным шаром. Было еще не темно, но тени расползались по земле. Ей очень не хотелось оказаться в дремучем лесу посреди ночи одной, когда и волк, и рысь могли запросто ее выследить. Мало ли, что не видели! На то они и звери, чтобы хорониться. Здесь же местность со всех сторон была открытая. По берегам и с той и с другой стороны раскинулись луга со свежескошенным сеном, сбитым в стога, разбросанными по всему берегу. На таком стогу ее никакой зверь не достанет. Она сразу же решила, что лучше завтра добежит вполдня, чем застрянет на дороге ночью.
Река здесь оставалась широкой и глубокой, как возле ее деревни, но берега местами были очень крутые. Река бурлила и струилась, обволакивая валуны, как кипяток, падая и поднимаясь водопадами, местами выплескивалась из берегов и топила берег. А по берегам на угорах, к ее радости, стоял красный от спелых сочных ягод малинник, может быть, тот самый, из-за которого она заблудилась в лесу. Получалось, что с вечера она могла себя ягодой побаловать, а с утра набрать свежей, и не только в котелок, но и в корзинку, которую могла запросто сплести из ивовых прутьев, выложив дно берестой.
Перво-наперво собрали побольше хворосту, чтобы хватило для костра на всю ночь. Дьявол помогал, управились быстро, хвороста вокруг было в достатке. Лес пилили и вывозили, освобождая место под покосы, оставляя гнить обрубленные сучья. Когда костер развели, Манька взяла один из котелков и углубилась в малинник, на ходу успевая попробовать ягоды на вкус, радуясь, что на завтра в деревню придет не с пустыми руками. Малина таяла во рту — давно она так вкусно не ела. Дьявол остался сторожить костер, пообещав к ее приходу приготовить такой чай, который и сладкий, будто с медом, и душистый, как осеннее яблоко и нажарить грибов. И тут же начал обрывать лепестки цветущего шиповника. Манька покачала головой и оставила его на хозяйстве.
Манька уже почти наполнила котелок и собиралась возвращаться, заметив, что ушла от костра немного дальше, чем следовало. Как вдруг, раздался треск…
Она вздрогнула, и резко обернулась, превратившись в слух. Треск был рядом, за спиной, шагах в трех, из-за трухлявого сломленного дерева, к которому повернулась спиной. Она осторожно привстала на цыпочки, вытягивая шею из-за высоких кустов.