Поскольку Центр притязал на статус лаборатории будущей жизни в космосе, то его обитатели, разумеется, проводили время, создавая голографические макеты и виртуальные копии орбитальных модулей. Но не только. Еще они производили новейшие нейрофрактальные наркотики, а вместе с ними — традиционные галлюциногены: коноплю, грибы, кактусы, спорынью, и все это пышно росло в оранжереях, пентхаусах и зимних садах.
«Утопия» походила одновременно на исследовательский центр, кибер-базар и индейское племя. Все производимое здесь находилось в рамках закона с тех недавних пор, когда совместная директива научных комиссий при ООН объявила, что «нейротропные препараты и природные галлюциногены, без сомнения, представляют собой важнейший инструмент развития будущих технологий». На пленарном заседании ассамблеи это решение было одобрено, в результате чего в один день по всему миру приказали долго жить как наркокартели, так и различные управления по борьбе с оборотом наркотиков. Однако опыт мрачных лет Великого Запрета, глубоко врезавшийся в память большинства жителей Центра, внушал им естественное недоверие к полиции. К тому же какие-то препараты и биотехнологии, признанные «стратегическими», по-прежнему оставались под запретом, или их использование жестко контролировалось специализированными агентствами.
Нетрудно догадаться, что в Центре не слишком жаловали копов и их подручных, а здешняя система информирования слыла одной из самых защищенных в городе. Однако для меня сделали исключение — меня приняли. Сказался авторитет Юрия. Юрий посоветовал мне играть со всеми в открытую и не утаивать характер моей работы, если речь не идет о служебных секретах. Я согласился, в ответ поставив условие, что никто не будет просить меня посодействовать, или поведать конфиденциальную информацию, или еще что-нибудь в этом роде.
Здание в форме теплохода (или пирамиды ацтеков) располагалось на возвышенности Вильжюиф, к востоку от прежней республиканской трассы 7 — дороги, которая так пострадала от бомбардировок двадцать пять лет назад, что те, кто скупили эти земли, сочли нерентабельным восстанавливать ее. Поэтому добираться до Центра приходилось напрямик через старое предместье небольших пустующих особняков и петлять в лабиринте улиц, жмущихся к разрушенной бывшей магистрали. Застройка занимала всю долину на юго-востоке от Сены до Марны, а прямо впереди располагалась старая индустриальная зона Витри с двумя исполинскими трубами атомной электростанции, заброшенной много лет назад. На юге мегаполис простирался до горизонта и походил на огромную светящуюся печатную плату. Ксеноновые прожекторы Города Огней Парижа выбрасывали к звездам гигантские снопы лучей в нелепой попытке ослепить Вегу, Сириус или еще какое-нибудь небесное светило.
Вдалеке, на востоке, в долине Марны, виднелась вереница сияющих башенок — там находился грандиозный замок Евро-Диснейленда, ныне превращенный в финансовый комплекс и резиденцию правительства. От него веяло чем-то фараоновским.
Я просунул карту нейроматрицы в считыватель и набрал мое настоящее имя на клавиатуре электронного замка: «ХЬЮЗ ГИЛБЕРТ БОРИС ДАНЦИК».
На видеоэкране в голубоватом сиянии возник сфинкс. Он невозмутимо посмотрел на меня, затем подмигнул с видом опытного привратника, и ворота открылись. Машину я оставил позади здания на тонувшей во мраке площадке, заросшей бурьяном.
Почти весь первый этаж «Утопии» занимал просторный холл с баром, бильярдом и старинными игровыми автоматами XX века с бесконечными автогонками. От него отходили коридоры, лестницы и лифты, ведущие к другим этажам или другим частям здания.
Когда я вошел (после того, как ИИ Центра еще раз тщательно просканировал меня), Джон Уолкер, Серж Делтц, Даниель-Джафаар (по прозвищу Ди-Джей), Маркус, Юрий и Голди потягивали алкоголь, стоя вокруг стола с голографическим проектором, над которым парили несколько модулей звездообразной формы. Было довольно поздно; супруги Герцегович уже ушли спать. Пат Паник и Эм-Си Лунар наверняка записывали очередную композицию, запершись в своей студии — звукоизолированной комнате в другом конце здания.
Маркус курил косячок с травой. Из старого лазерного проигрывателя доносилась какая-то рок-песня XX века. Динамичность и рваный ритм смутно напомнили мне одну из групп второй половины восьмидесятых годов. Диск, несомненно, принадлежал Голди или Пат — обе они обожали подобные вещи, но название группы вылетело у меня из памяти.
Юрий отделился от компании и двинулся мне навстречу, протягивая бокал с каким-то коктейлем собственного приготовления (этот рецепт я бы ни с чем не перепутал). Я посмотрел на его круглое лицо, лысый череп, блестевший в мерцающем свете старой неоновой лампы, вгляделся в его глаза — синие, живые, проницательные, широко открытые навстречу реальности. Сгусток разума. Затем отхлебнул добрую половину бокала.
Синие глаза Юрия не мигая смотрели на меня. Его лицо оставалось бесстрастным.
— Сейчас мы спустимся в библиотеку. Спокойно. Как будто ничего не случилось. Просто ты хочешь одолжить книгу.
Он аккуратно взял меня под руку и пошел вперед, направляя к лестнице, ведущей в подвал.
В его взгляде по-прежнему читалась напряженность.
Я одним глотком допил свой бокал.
Согласно архитектурной концепции здания, первый этаж был слегка приподнят, а пролет, который вел в подвал, наполовину погружен в землю. Первый поворот лестницы выводил на антресоль, представлявшую собой коридор шириной в шесть или семь метров. Он тянулся вдоль всего здания и заканчивался старой кривой дверью, за которой находился допотопный давно не используемый сортир. По обеим сторонам коридора высились полки, до отказа забитые книгами. В ход был пущен каждый квадратный сантиметр стен. Единственное исключение составлял вертикальный оконный проем, заделанный стеклоблоками советского образца, через которые снаружи проникал бледный свет.
Эта часть библиотеки состояла из книг второй категории, переизданий, и тех, которыми можно было при необходимости пожертвовать, если на будущей станции для них не сыщется места.
Преодолев еще один пролет лестницы, мы попали в святая святых. В собственно библиотеку центра «Утопия». Она полностью занимала подвал, то есть практически весь цоколь здания.
Библиотека Центра содержала почти двадцать восемь тысяч книг. Плюс пять тысяч второстепенных томов из антресоли. И вдобавок примерно двенадцать тысяч экземпляров различных журналов, представляющих собой срез поп-культуры XX века.