— Северус, что это? — окликаю я ушедшего на пару шагов вперёд мага.
Офигеть, магия!
Судя по выражению лица остановившегося рядом Снейпа, в происходящем он понимает не сильно больше моего. Стена же совершенно спокойно заканчивает покрываться узорами и наконец оборачивается небольшой фигурно выкованной дверью.
— Даже не вздумай, — шипит мужчина раньше, чем я успеваю дёрнуться в сторону ручки.
— Если что, скажешь, что пытался остановить, но я не слушала, — улыбаюсь я, чуть щурясь от вдруг хлынувшего в окна яркого света луны.
Дверь поддаётся значительно легче, нежели я ожидала. Тихо скрипят петли, представляя моему взору достаточно большое плохо освещённое помещение. Делаю решительный шаг.
Стен не видно, находящийся в дальнем углу камин приятно потрескивает, пригревая. Подхожу ближе, рассматривая пузатые свечи на каменном выступе дымохода. Длинные восковые подтеки говорят о том, что горят эти свечи далеко не первый день. Перед камином на низких раскоряченных лапах стоят два глубоких кресла и столик.
— Это какая-то шутка? — раздаётся за спиной гневное шипение.
Провожу пальцами по тяжелому бархату. Вроде на галлюцинацию не похоже.
— Что это за место? — Оборачиваюсь через плечо на Снейпа. Мужчина выглядит так, словно только что разочаровался во всем мире.
— По всей видимости, Выручай-комната, — тихо бурчит Снейп. Мой взгляд падает на столик.
— И что она делает?
Ну-ка, ну-ка.
Поднимаю лежащую на ней первую книгу. На обложке виднеются когда-то позолоченные буквы.
— Время от времени появляется.
— А-а-а…— тяну неопределенно в ответ, переключив всё внимание на книгу. — Das wohltemperierte Klavier, — читаю себе под нос.
— Что это? — заглядывает мне через плечо Северус.
— Хорошо темперированный клавир Баха, а тут вот прелюдии Рахманинова, — отзываюсь я. — Тут разве есть инструмент?
Оглядевшись, в углу комнаты обнаруживаем задернутый чем-то отдаленно напоминающим персидский ковёр рояль. Немного возни, и на свет божий является камерный Бехштейн. На чёрном лакированном дереве танцуют блики свечей. Открываю крышку клавиатуры, водружая на пюпитр ноты Рахманинова.
Где тут моя любимая…
— Говорят, певцы не сильны в игре на фортепиано, — отрывает меня от поисков произведения облокотившийся на крышку рояля Северус.
Поджав губы, стягиваю мантию и закатываю рукава водолазки. Не отрывая взгляда от мужчины, ударяю по клавишам. Щас я ему покажу «не сильны в фортепиано». Нет, конечно, до пианистов мне действительно учиться и учиться, да и достаточно часто мне просто не хватает размера рук, и не всегда получается не мазать, но сейчас доказать этому змею свое фортепианное мастерство стало делом чести. И принципа.
Alla marcia, размеренное стаккато.
Бам.
В достаточно медленном темпе, по-рахманиновскому, начинаю прелюдию соль минор, при этом продолжая с прищуром гипнотизировать провокатора.
Секунд через тридцать Северус отлипает от рояля и располагается у меня за спиной, то ли чтобы не отвлекать, то ли чтобы побесить ещё больше.
Ой, надо было не выделываться и начать играть что-нибудь попроще. Если первый хроматический пассаж я ещё и могу воспроизвести играючи, то дальнейшее аллегро обещает принести мне много боли. И это я сейчас в буквальном смысле, когда я быстро играю, начинают сильно ныть связки в предплечьях.
Краем глаза замечаю, как Снейп присаживается на край кресла, пристально следя за моими движениями. Господи, лишь бы не налажать.
Рахманинов! Ну неужели не могла взяться за что-то попроще? Почему не Эйнауди какой-нибудь? Кусаю изнутри щеку, пытаясь унять волнение. Для себя. Я играю в первую очередь для себя. Ладно, зря, что ли, я за фоно почти двенадцать лет своей жизни провела?
Отрешиться от происходящего получается на удивление быстро, и дрожь от волнения сменяется тем самым, обожаемым мною спокойствием и наслаждением. Из нас, вокалистов, пианисты, конечно, так себе, но и я тут на высший класс не замахиваюсь. Рахманинов перетекает в Баха, потом в Равеля, и я прохожусь по всей программе за последние два года. Наконец, порядком выдохшись, с немеющими от боли и напряжения предплечьями я наконец удостаиваю победоносного взгляда своего немого слушателя.
— Читаешь с листа? — удивительная манера смотреть прямо в глаза.
— Не так хорошо, как хотелось бы, — бурчу в ответ. Вот знает, как поставить меня в глупое положение.
— Это… сложно? — На мгновение мне кажется, что я открываю от удивления рот. Правда, достаточно быстро собираю разбежавшиеся в страхе во все стороны мысли.
— Уж точно не сложнее, чем варить зелья. Хочешь научу?
Тут же предлагаю первую пришедшую в голову мысль, только потом осознавая, что и кому я только что предложила. Ладно, брать слова назад глупо. Двигаюсь вбок на широком табурете и выжидающе смотрю на мужчину. Снейп, видимо, тоже не очень ожидая, что его вопрос обернётся против него же самого, какое-то время молчит, оценивающе оглядывая меня.
— Ладно, давай.
========== Глава 3. ПОЗНАВШИМ СМЕРТЬ ==========
Кася, громко пискнув, приземляется со всего маха мне на стол, чуть не опрокидывая отставленную за ненадобностью чернильницу.
— Аккуратней, — дергаюсь я. — Ты чего такая неуклюжая?
Судя по выразительному чириканью в ответ, пеночка возмущается в духе «вся в тебя».
Вот вам, пожалуйста, шизофрения прет пышным цветом.
Вздыхаю, прикрыв глаза рукой. После заклинания Снейпа я проспала как убитая часов двенадцать минимум. Самое противное, вырубило меня где-то в процессе объяснения основ нотной грамоты Грозе Подземелий. Как оказалась у себя, понятное дело, я ни сном ни духом. Поэтому третьи сутки, так же, как и в прошлый раз, весьма успешно избегаю встреч с деканом.
Раздаётся требовательное «кюить», и я нехотя открываю глаза. Кася, чуть наклонив голову, перебирает лапками по лампе.
Да ладно?
Замечаю на лапке привязанную записку.
Очень интересно, и кто желает со мной связаться? Неужто Снейп решил, что я всё-таки могу сойти для роли собеседника?
Ловлю себя на том, что расплываюсь в какой-то глупой маниакальной улыбке. Ну не, что за глупости? В конце концов, Северус Снейп вот вообще не предел моих мечтаний. Не, я, конечно, понимаю, что если двух особей противоположного пола запереть в одном помещении, рано или поздно они займутся сексом, но… нет. Да и мы не в замкнутом пространстве.
И тем не менее какой-то клубок предвкушения противно царапается где-то в районе желудка, из-за чего я на несколько мгновений замираю со сложенной запиской.
Словно наваждение какое-то. Тьфу ты, да что за ерунда?
Чуть машу головой из стороны в сторону, пытаясь прогнать странные мысли, и наконец разворачиваю записку.
Хагрид. Ну, действительно, кто ещё мог, потеряв меня из виду, справиться о моем самочувствии и позвать на чай?
***
В избушке лесника пахнет ягодами и травами. Вкусно. Занимаю приглянувшееся ещё в прошлый раз место у окна. Клык устраивает свою огромную голову у меня на коленях, задумчивым взглядом следя за Касей.
— Так значит, тебя интересуют волки? — великан наконец перестаёт мельтешить по помещению и устраивается у себя в кресле.
— Угу, — киваю я в ответ, отхлебывая обжигающего чая. — Мне вот просто очень любопытно стало, водятся ли у вас такие же волки, как у меня на родине.
Стараюсь улыбнуться самой милой улыбкой, на которую только способна. За сложностью объяснения моего спасения, как-то часть о том, что я наткнулась на волка, провалилась под лёд, а потом меня отогревал самый страшный преподаватель, оказалась невысказанной. И все мои приключения той ночи по версии для широкой публики закончились на том, что я просто не смогла догнать чью-то тень.
— Ну вообще, самыми крупными в нашем лесу является Черныш и его стая.
— Черныш? — чуть не фыркаю я с хохота. Ну даёт, чем страшнее тварь, тем милее кличка.
— Да, чудесный зверь и необычайно мудрый! Никогда просто так не нападет. Профессор Дамблдор даже предлагал, чтобы Черныш охранял Хогвартс от дементоров, но я отговорил. Ни к чему ему с такими мерзкими созданиями связываться. Удивительно, что он в последнее время всех так заинтересовал, — хмурится Рубеус. Нда, животные могут спать спокойно, пока на их страже Хагрид.