Так неуместно в голове всплывает какая-то глупая аналогия между происходящим вокруг и когда-то усмотренной рекламой какого-то женского парфюма. Длинная погружённая в ночь галерея с распахнутыми настежь окнами, боковиной утопающая в цветущем саду. Мерно раскачиваются на ветру длинные тюлевые занавески, в полумраке похожие на полотна паутины. Притормозив перед одним из окон, с удивлением обнаруживаю, что это вовсе и не окна, а остеклённые двери. Внизу, у невысокой мраморной лестницы, в стороны расползаются песчаные дорожки сада. Душный воздух кажется перенасыщенным запахом цветов. И я, недолго думая, бросив взгляд на замершую в нескольких шагах от меня спину, всё-таки выбираюсь из особняка впервые за неопределённое количество дней. Прошлёпав по лестнице, медленно спускаюсь на холодный мелкий песок, с удовольствием зарываясь в его влажную внутренность пальцами. Сзади раздаются размеренные удары каблуков о мрамор, и на плечо опускается рука в каком-то, видимо, покровительственно-отцовском движении.
— Заболеешь или наступишь на какую-нибудь дрянь.
И вот тут мне становится необоснованно смешно. Зная мою удачливость, я бы сказала, что я даже обязана наступить на какую-нибудь дрянь или заболеть после этой прогулки разом всеми известными магическими и не очень заболеваниями.
— Будем надеяться, что малфоевские домовики не просто так драят особняк и его окрестности дни и ночи напролёт, и ничего сильно ядовитого у них по парку не бегает.
И не дожидаясь, когда Северус начнёт спорить, я делаю шаг вперёд, подметая хвостом из покрывала ступени лестницы, стараясь как можно быстрее и дальше уйти от особняка. Мысли о том, что сегодня ночью произошло что-то ужасное, упорно роятся в голове.
Я никогда не видела Северуса настолько переживающим. И что за ребёнка он чуть не убил?
И я бреду вперёд между рядов коротко стриженных кустов, журчащих, видимо тоже мраморных, фонтанов и клумб с цветами, каких я никогда в жизни не видела. Сказочный сад, и если бы не знание происходящих за стенами особняка ужасов, можно было бы представить, словно это райские кущи.
«А в небе голубом горит одна звезда.
Она твоя, о, ангел мой, она твоя всегда.
Кто любит, тот любим, кто светел тот, и свят,
Пускай ведёт звезда тебя дорогой в дивный сад»,[1]
— тут же в голове всплывает отрывок песни Гребенщикова. И я невольно притормаживаю, чтобы, запрокинув голову, посмотреть на небо. Но небо затянуто низкими тяжёлыми тучами. Вдруг, выдернутое безумной логической цепочкой, всплывает воспоминание о том, как эту песню мы слушали в школе, классе в третьем, на уроке истории города. Наталия Павловна, женщина неопределённого возраста, немного фанатичная, но до безумия влюблённая в наш город, пыталась и нас научить быть петербуржцами не только по месту прописки, но и по духовной наполненности. И видимо, весьма успешно, раз даже лет пятнадцать спустя я до сих пор помню и про атлантов, держащих небо на каменных плечах, и про райский сад, и ещё кучу всякой не особо нужной, но трепетно хранимой информации.
— Давай убежим? — озвучиваю вдруг вспыхнувшую шальную идею, оборачиваясь к подошедшему Северусу. Мужчина бросает на меня удивлённый взгляд.
— Что?
— Убежим. Ты что-нибудь наколдуешь и перенесёшь нас куда-нибудь подальше. И больше ничего вот этого, никакого Реддла, никакой войны… — Заглядываю я мужчине в глаза. И на какое-то мгновение даже появляется мысль, будто он готов согласиться, но в следующую секунду губы Северуса изгибаются в горькой улыбке.
— Это невозможно. — Чуть качает головой Снейп, переведя взгляд с меня на стоящий неподалёку фонтан.
— Почему? — Немного хмурюсь я, делая шаг в сторону в попытке поймать взгляд.
— Почему? Саша, да… — Теперь уже Северус взмахивает руками, потому что, видимо, моментального цензурного ответа на мой вопрос не нашлось. И маг снова хватает меня за руки. — Да потому что сама знаешь кто охотится за Поттером, потому что в ближайшие пару недель рухнет министерство магии, и магглорожденных будут пачками отправлять в Азкабан, а в Хогвартсе полшколы магглорожденные или полукровки, понимаешь? Потому что… Чёрт, Саша, да потому что я пообещал Лили заботиться о Поттере! — наконец рявкает Северус, видимо, окончательно выведенный из и без того шаткого душевного покоя. Мне же остаётся только судорожно вздохнуть, принимая мысль о том, что романтического побега в духе Ромео и Джульетты не будет. Но спросить в любом случае стоило.
— Сегодня ночью была попытка захватить Гарри. Безуспешная попытка, Тёмного лорда подвела палочка, — начинает маг после долгой паузы. И я невольно издаю вздох облегчения.
Боги, ну кто додумался втянуть в это детей…
— Мы знали, что сегодня будет попытка переправить Гарри из дома его родственников, но не знали как и куда. Надо сказать, план они придумали хороший, даже отличный. Разделились, превратили младших в Поттера и парами, на разных не отслеживаемых средствах передвижения попытались разлететься в разные стороны. Я… Ещё до того, как стало известно, где настоящий мальчик, мне пришлось преследовать Люпина с кем-то из обращённых. В итоге одно из выпущенных мною заклятий всё-таки задело голову кого-то из лже-Поттеров. Промахнулся. Один из Пожирателей хотел на Люпина наложить убивающее заклятие, я хотел ему помешать, но промахнулся… Не знаю, насколько серьёзные последствия…
— Но ведь все они живы, ведь так? Можно ведь вылечить, если задело? Есть же специальные зелья? — хватаюсь я за тонкую соломинку надежды. Ведь действительно, если тут душу кого-то можно под себя подстроить, то залечить царапину…
— Я сомневаюсь, что выжившие знают, как лечить раны, оставленные тёмной магией. — Качает головой Северус, чуть сжимая мои пальцы в руке. — Сама знаешь кто убил Аластора Грюма…
Грюма?
— Того самого? — только и могу выдавить я. Перед глазами тут же вспыхивают обрывки газет с изображением страшного штопанного человека с жутким искусственным глазом, словно живущим своей собственной жизнью. И если верить тому, что было в газетах, этот аврор за свою жизнь успел переловить несметное количество Пожирателей, был одним из сильнейших и опытнейших магов…
— Того самого. — От того, насколько горько прозвучали эти два слова, я невольно ёжусь. Не представляю, какие их связывали отношения, но Северус явно хорошо знал этого человека. — Теперь ты понимаешь, почему я не могу уйти?
Теперь, кажется, понимаю. Но как так произошло, что Северус, один-единственный человек, вдруг стал тонкой ниточкой, отделяющей Пожирателей смерти от сил сопротивления? Один человек, так ими ненавидимый, готовый принести себя в жертву ради них, ведь хотя бы малейшая ошибка обозначит неминуемую гибель… Как горько и страшно…
— Pitiful creature of darkness
What kind of life have you known?
God give me courage to show you,
You are not alone.
Несчастное создание тьмы,
Какая тяжелая жизнь у тебя была.
Бог даст мне силы показать тебе,
Что ты не одинок.[2]
Негромко тяну я нараспев последние слова Кристины Даэ, спетые для призрака парижской оперы, при этом как-то неосознанно поглаживая кончиками пальцев ладонь Снейпа. Под подушечками явственно ощущаются грубые полосы шрамов. И вдруг осознаю, что мы снова оказались куда ближе, чем положено. Сердце опять начинает уверенно наращивать темп, правда, на этот раз я быстро осаживаю порыв сделать очередную глупость, поэтому, потупив взгляд, продолжаю рассматривать руку мужчины, при этом краснея до кончиков волос под его внимательным взглядом.
— Откуда эти слова?
От его голоса вдруг от загривка до крестца проносится толпа мурашек.
— Le Fantome de l’opera,[3] — отвечаю годами выработанной привычкой произносить названия на языке оригинала. А в следующее мгновение Северус, забрав у меня руки, вдруг притягивает меня к себе. От смазанного прикосновения чужих губ к виску замираю, боясь даже шелохнуться, чтобы не прогнать это видение. Северус же, обняв меня одной рукой за талию, а другой за плечи, прижимается щекой к моему лбу.
— Для тебя здесь безопаснее всего.