Там Лин
В небольшом дачном поселке Жанне было, откровенно говоря, невыносимо тоскливо. Своеобразных радостей дачного псевдоотдыха, включавшего в себя полив, прополку и стояние по полдня в зело эффектной позе, да еще и так, чтобы потом спина не разгибалась, девочка шестнадцати лет упорно не понимала. Но родители, почему-то, свято верили в труд, который облагораживает, в несомненную пользу мифического свежего воздуха и в отдых от города и продолжали из года в год таскать дочь на драгоценную, так ее ж растак, дачу. Поэтому Жанна вскакивала с первыми петухами, если вообще не до них, брала велик и втихаря укатывала куда-нибудь от дома подальше. А еще она иногда играла во "взрослые" прятки, смысл которых заключался в том, чтобы суметь скрыться не только от архизаботливых родителей, но и от сердобольных соседок, которые за милу душу сдавали им девочку с потрохами. Не обошла Жанну стороной и "мистика местного разлива": многочисленные страшилки о ближайшем лесе, в который почему-то ходить старались запретить всем и без разбора, объясняя это тем, что там де и сатанисты водятся и оборотни, и стаи волко-кобано-медведей. Бреда о лесе рассказывали, мягко скажем, очень много. Вишенкой на торте маразма была история про некого юношу, которого несколько веков назад очаровали, задурманили и утащили в лес полчища фей с эльфами, одержимых какими-то своими, никому не понятными мотивами. Эту историю, кстати говоря, почему-то считали самой убедительной, и рассказывая ее, зачем-то делали в конце многозначительную паузу, заставляли лицо принять "жутковато-мудрое" выражение и говорили, что многие юные девушки, намылившиеся пойти в лес были съедены им заживо. Эта дурацкая легенда в дачном поселке была чем-то вроде заповеди и молитвы одновременно: ее зачитывали всем селом во время завтрака-обеда-ужина, рассказывали перед сном, вспоминали при встрече и искренне верили, что из-за этих самых дурацких росказней в лес ходить никто и никогда был не должен. Жанне ежедневно, со всех сторон рассказывали эту идиотскую сказочку, веря в то, что разумная девочка-отличница не пойдет искать приключений на самую прекрасную часть себя, а смиренно будет торчать на своем участке и помогать родителям копать картошку. Жанна стискивала зубы, дослушивала проклятую страшилку и уезжала куда-нибудь подальше на велосипеде. Ее терпение лопнуло тогда, когда ее собственные родители, люди во многих вопросах, в общем-то, адекватные, стали аргументировать обязательное присутствие на участке именно этой - будь она трижды проклята! - страшилкой. Когда они рассказали ей эту приевшуюся глупость в первый раз, девочка со злости шандарахнула дверью со всей дури, оседлала велосипед и что было мочи яростно закрутила педали, твердо решив на зло всем покататься именно в лесу. В лесу, понятное дело, ничего не произошло, если, конечно, не считать происшествием эпичное падение с велика, на полном ходу воткнувшегося в корягу. Да и вообще, в целом, покаталась Жанна классно, твердо решив приезжать туда и дальше. Пол-лета прошло, а общественность не унималась и продолжала травить эту идиотскую байку и предостерегать Жанну, пытаясь категорически запретить ей в сторону леса даже смотреть. Теперь девочка приезжала в "запретную зону" не только покататься, но и полыхая неистовым желанием найти этого чертового похищенного юношу и оборвать ему уши по самые пятки. Юноша почему-то не находился. Жанна с каждым днем проезжала все дальше, любовалась нехитрыми лесными радостями, будь то хоть живописным семейством мухоморов, хоть лесными цветами. Больше прочих девочке нравилась одна полянка, распологавшаяся глубоко в лесу. На полянке рос здоровенный пышный куст, обвешанный со всех сторон распустившимися и не очень бутонами цветов шиповника, которые в поселке называли чайными розами. Подле куста располагалось озерцо с кувшинками. А еще на этой поляне была превосходная, мягкая трава, на которой грех было не понежиться. В очередной раз Жанна остановила свой велосипед на заветной полянке, слезла и с царственным видом улеглась под шиповниковым кустом. Прямо перед ее носом маячила здоровенная белая роза. Недолго думая, Жанна дотянулась цепкими пальчиками до хрупкого стебелька и отломила цветок от куста. Пах розан, кстати, обалденно. Жанна лежала, прикрыв глаза, и смаковала запах цветка шиповника. Послышался звук приближающихся шагов. Жанна, балдевшая на травушке, лениво открыла глаза и увидела его. Он был красив, длинноволос, статен и вообще похож, как бы по-дурацки это ни звучало, на сказочного принца. Девочка нехотя приподнялась на локтях, и хмыкнув, с сарказмом и едкой ухмылкой изрекла: - Вот только не говори мне, что ты - похищенный феями парень, изголодавшийся за все время своих злоключений и теперь жаждешь испить кровушки невинных девиц и отведать нежного девичьего мясца. Если что так, я спортивная, поэтому жесткая и невкусная. - Э... - неуверенно, не скрывая изрядную степень шока начал он, - Предположим, это действительно я, но помилуй, откуда такие стереотипы? - Из баек, - нахмурившись, грубовато, нарочито-низким голосом ответила Жанна. Чудный летний денек, кажется, был испорчен. - Даже спрашивать не буду, что это за байки такие... Тебя зовут-то как? - Жанна, - лениво ответила она, перебирая руками маячащие перед носом белоснежные цветы. - Там Лин, - важно, по-вельможьи поклонился он - Бож-же, - по слогам, сквозь зубы процедила Жанна, - до чего же идиотское имечко... - Не я выбирал, - усмехнувшись, изрек он, - а скажи мне, Жанна, за каким чертом тебе понадобилось срывать цветок? - Жалко тебе что ли? - злобно буркнула девочка, отворачиваясь. - Мне - не то, чтобы. А вот моим хозяевам - очень даже. Когда они забрали меня сюда, мне было поручено следить за лесом, за всякой ростительностью и особенно слелить за травами, которые нужны для всяческих колдовских, будь они не ладны, таинств. - То есть, ты и правда он? - Кто - он? - Парниша, которого до кучи лет назад уперли феи, эльфы и черт их знает, кто еще... Там Лин спрятал лицо в ладонях. Видимо его научили изображать фейспалм именно так... *** Чернели раскидистые, стройные ели, над верхушками которых полыхал ярким розово-алым цветом закат. Близился вечер, воздух едва ощутимо начинал пахнуть влагой. Там Лин и Жанна лежали, подмяв собой изумрудно-зеленую упругую траву, взявшись за руки и прикрыв глаза. - Ты... Придешь сюда завтра? - спросил Там Лин, спокойно приоткрыв глаза и сжав немного крепче тонкую кисть Жанны в своей руке. Ее длинные изящные пальцы, откликаясь, стиснули его ладонь. Ее вторая рука ласково перебирала лепестки сорванного шиповника. - Да, наверное... - наконец ответила она, открывая глаза и смотря на темно-зеленую, почти черную верхушку ели. *** - Ты знаешь... - отведя взгляд, начала она, - Я уезжаю. Завтра. И вернусь только следующим летом. Я... Я не хочу! Заколдуй меня! Я не хочу тебя потерять и забыть. Заколдуй, приворожи, наведи порчу..! Что угодно! Я не хочу... без тебя... Жанна приходила на поляну каждый день, едва светало, возвращалась уже затемно. И Там Лин всегда ждал ее там, словно не уходил никуда. - Я не могу, - ласково ответил он, печально улыбнувшись и осторожно вытирая брызнувшие из глаз Жанны слезы. Жанна уткнулась лицом в грудь Там Лина и разревелась. Юноша из леса, робко поглаживал ее по сотрясающейся спине и что-то шептал ей на ухо. - Я не могу заколдовать тебя, - повторил он, но ты можешь освободить меня, и тогда я смогу пойти с тобой. - Что... Что нужно... сделать? - всхлипнув спросила Жанна. - В Самайн, в ночь с тридцать первого октября на первое ноября, будь здесь. Ведьмы, забравшие мою свободу соберутся здесь всем ковеном, втринадцатером. У них будет шабаш. И я тоже буду на нем. Ты увидишь приветствие: люди в темных плащах будут скакать по кругу на лошадях. Моя кобыла будет молочно-белой, как лепестки того цветка шиповника, который ты сорвала. Ты узнаешь меня по ней, а еще я подам тебе знак: сниму и брошу перчатку. Серебристую, - пояснил он показывая Жанне свою подсказку, - вот эту. Стащи меня с лошади и обними. Крепко, как сможешь, и не отпускай, что бы ни случилось. В конце концов, ведьмы превратят меня в раскаленный кусок железа. Когда это случится, брось меня в то озеро... и... жди... Жанна слабо кивнула. *** Дождавшись вожделенного дня, Жанна тайком убежала из дома и на велосипеде поехала на дачу. У поселка она была уже с наступлением темноты и времени до полуночи оставалось совсем немного. Скрипнув зубами, Жанна осатанело вновь закрутила педали и поехала к лесу. Дышать было трудновато, от усталости ноги ее плохо слушались, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Когда Жанна добралась до полянки она уже едва на ногах стояла от страха и утомления. Все происходило так, как ей рассказывал Там Лин: собрались люди в темных плащах, оседлали невесть откуда взявшихся лошадей и повели их шагом по кругу. Не заметить белую кобылу было бы трудно: в темноте казалось что она светится, как фосфорная, не говоря уже о том, что светлая лошадка здорово выделялась на фоне своих черных и темных, словно окрашенных ночью, товарок. Всадник на бедой кобыле сбросил на землю перчатку, зеребристой змеюкой скользнувшую по упругой траве. Дождавшись, когда белая лошадь поравняется с ней, Жанна вцепилась в Там Лина и стащила его на землю, помогая ему слезть с лошади и прижимаясь к нему как можно крепче. Хлоп!