В чём была суть? Они называли это «служение бедным». С практической точки зрения это работа в городе, и юрист в МФЦ, и социальный работник. Есть ещё другая, духовная сторона, но мне было на неё насрать, я хотела только, чтобы у меня спустя месяц работы были цифры: чтобы можно было посчитать и проследить подвижки, которые случились от моего адова труда. Упахиваться так во славу господа я была не готова. Почему я вообще тогда попала в религиозную общину? За неимением лучшего, в Москве не очень хорошо с НКО, которые работают с бездомными. Наша была ещё ничего, не самая двинутая. Бомжи мало защищены, это одна из самых уязвимых групп в городе. В том числе они не застрахованы от альтруизма: никто же не пасёт особо помогаторов. Никто не хочет разбираться, применяют в НКО травмирующие практики или нет – а кое-где применяют.
Как-то в Армии спасения с Жекой так побеседовала сестра, что он потом весь день ходил полуобмороком. Всё вертелось вокруг рехаба: я тогда неласково подталкивала Женю к мысли, что ему нужна помощь. Он злился и говорил, что хочет соскочить сам. Долбёжка его убивала, я боялась, что он умрёт или сойдёт с ума. Старший по Армии очень был рад, что тут мы с ним неожиданно совпали. Он тоже хорошо относился к Жеке, всё чалился присовокупить его к пастве – но перед этим помочь с зависимостями. Женя подозревал, что он хочет его трахнуть. Не уверена, что тут был такого рода интерес, как по мне, так Жека просто умел очаровывать начальство. В любом случае, чувак был рад, что я тоже гну в сторону лечения: в этом богоугодном заведении не сомневались, что мы с Жекой парочка и я могу с ним там как-нибудь нежно договориться. На деле мы были двумя созависимыми, но там вряд ли кто-нибудь в таком разбирался. Со стороны, наверное, оно правда похоже на любовь, даже вполне себе такую, христианскую.
Они выкрутили Жеке все мозги песнями про братство и милосердие, и он не стеснялся там брать меня за ручку. Он вообще такой, тактильный, но в целом всегда понимал, что и где можно делать. Но вот не в этом случае. Мне показывали записи песен про христову благодать, я вежливо терпела, а Женечка цапал под столом мою руку и шептал в ушко: «Понимаешь?» Ничего я не понимала, понимала только, что если он умрёт, то я этого не переживу, и что ради него готова терпеть даже местные службы. Просто поверьте, терпеть такое нелегко.
В тот день в одной комнате обрабатывали меня: предлагали не стыдиться моей с Жекой связи и отпустить его на лечение. «Это горе, когда в семье такое случается, мы тебя понимаем. Ему у нас будет хорошо, и ты от него отдохнёшь». Я бормотала, что я социальный работник и у нас нет никаких связей. Со мной ещё разговаривал какой-то там пастор, или сержант, или как там это у них называется – тоже такой, бывалый: может, сам когда-то приходил за супом. Глазёнки у него были как у варёной рыбы, и он всё время говорил мне «ты». Даже не так, не «ты», а «ну чё ты».
Я сказала, что Женя сам разберётся, что мы – ни я, ни этот загадочный божий раб – решать за него ничего не будем. Он мне возразил, что Женя заблудился, что ему нужна помощь Иисуса. Я заметила, что ни один из нас, слава богу, не Иисус. В другой комнате что-то колдовали над Женей. Оттуда потом вместе с ним вышла большая взмокшая тётка. Она мне улыбнулась, поздоровалась – меня там ещё называли «святая Кения», это тоже было очень стрёмно. Женя был весь мокрый тоже и очень испуганный. Он же хоть и эмоциональный, даже несколько экзальтированный, а всё-таки напугать его – это надо постараться. Но тогда его сильно напугали. Я взяла его под локоток и отвела покурить. Спросила, что с ним там такое делали. Он ответил, что не знает, что она что-то там над ним орала и он не очень может теперь говорить. Что ему очень плохо, а тётка, наверное, ведьма. В общем, Армия дело такое: это те ребята, которые на голубом глазу будут настаивать, что геями и убийцами не рождаются, а становятся и это такие равносильные преступления против божественного замысла. Это страшно само по себе, а ещё страшней, что деваться-то особо некуда: хочешь поесть и вымыться – пойдёшь в Армию. Это крупное движение, они открыты для бездомных почти каждый день и предлагают большой набор помощи: одежду, души, стиральные машины. Они богаче и влиятельней остальных местных организаций. Альтернативного варианта нет.
Ещё одни гетероактивисты попались мне в протестантском приходе. Что-то мне подсказывает, что на деле они были не протестантской церковью, а сектой. Ими даже интересовалась прокуратура, но доказать ничего не получилось: у прокуратуры – в широком смысле, а в кухонном локальном – у меня.