Был там такой случай в детстве. Однажды лежал я на тихом часу. Рядом со мной была кровать Оксанки. Как-то она мне на ушко говорит: «Женька, давай письки трогать». Я ей: «Чего?» А она: «Ну, письки». В общем, втихушку под одеялом таким макаром я узнал, что такое женский пол, а что такое мужской. Я у неё спросил, а почему у меня крантик, а у тебя персик. Она говорит: не знаю. Я этого ещё не понимал ничего, мы просто чудили.
Мы жили рядом, через один подъезд. Она забежала как-то за мной, мы пошли к ней домой: её мама в это время стирала. Везде было развешено бельё, мы за ним прятались – зашли в туалет и опять давай письки трогать. Вот, такое вот было маленькое детское увлечение. Мне всегда женский пол нравился, все эти персики, только у меня с ними не сложилось.
По 2×2 в то время ходил сериал «Дикая роза». Бабушка когда приходила, мы ругались всегда из-за телевизора. Она хотела посмотреть эту «Розу», а я хотел мультфильмы. Один раз я очень обиделся, у меня появился маленький замысел: «Всё, сбегу». Я подлизался к бабушке: «Бабушка, разреши мне погулять». А был я уже такой, подросший: мне лет восемь тогда уже исполнилось, а может, и девять. То есть улицу уже знал неплохо, попробуй меня там найди. Вот они и искали в тот раз очень долго. По подъездам, по всем делам. Милиции всё это надоело. Сказали: «Если вы его не отдадите в детский дом, то мы вас лишим родительских прав». А у них же ещё дочь, и сами они благополучные. В общем, меня отдали.
Мама накупила пакеты с вещами, с едой. Тогда я особо не понимал, что происходит. Она говорила: «Сейчас тебя увезём, будешь там один». Говорила это со слезами на глазах. А я отвечал, что мне там будет без них хорошо.
Приезжает «буханка», меня сажают, пакеты ставят. Со мной попрощались, и я поехал. Детский дом находился во Владимирской области. Чуть-чуть бомжацкий, конечно, для умственно отсталых. Детей было очень много. Но это было единственное место, куда согласились меня взять, потому что ребёнок я с самого детства трудный.
Меня определили в младшую группу, где 3–4-й классы. Писать-читать я уже умел более-менее. Прожил я там года два-три. Мы пололи, снег чистили, подметали, все дела. У нас была воспитательница Вера Васильевна. Бабушка. Я с ней подружился. Она мне приносила тайком от других детей всякие подарки, игрушки. Даже копейки давала, я ходил в магазин жвачки себе покупал. Так бывает, что с воспиталкой подружишься – они тебе тогда как будто заменяют бабушку. Воспиталки, учителя, медсёстры. Я когда в дурке лежал, уже потом, в старших группах, мне сестрички сигареты носили.
Ну и спустя какое-то время я познакомился с одной учительницей. Мы с ней подружились благодаря английскому языку. Я очень любил английский язык. Звать её Тамара Ивановна. Такая полуседая женщина, чуть-чуть худощавая, в очочках. Глаза добрые-добрые. Она меня забирала на выходные к себе домой. Для меня это было счастьем.
Я часто бегал, жил в поле, в церквях отирался, на кладбище. Кладбище – это моё любимое место было. Это и сегодня одно из моих любимых мест. Ты приходишь, садишься на скамейку рядом с могилой и рассказываешь про всякое. А они же молчат, ничего тебе в ответку не говорят, слушают тебя. Таким макаром устраиваешь себе психологическую разгрузку, плачешь. Тогда мне было непривычно и неприятно, чтобы кто-то видел, как я плачу. Мужчины-то не должны плакать, а я как девочка – плачу постоянно. Всегда такой был, быстрый на слёзку.
Старшеклассники нас били, отнимали еду – это самое обидное. Особенно за полдники. Полдники же были самые вкусные из всего столовского репертуара. Вот от этого я и сбегал обычно. Вера Васильевна меня находила. Я ей рассказывал иногда, где я шароебился, она брала на заметку. Как-то пришла за мной в храм, я сидел там, общался с богом. Я в детстве очень сильно любил его. Пришла, села со мной рядышком, а я рассказываю – как бы всё ещё богу, но уже ей. Она меня обняла, стала гладить и успокаивать. Уговорила вернуться. Мне тогда казалось, что это всё вместе: церковь, я и то, что она меня как-то почувствовала и разыскала. Оказалось, они со священником так договаривались: он, как меня увидит, ей звонит и она меня забирает.
Я потом уже, когда жил в другом детдоме, приезжал их проведать. Узнал, что Тамары Ивановны и Веры Васильевны не стало, и нажрался как свинья. Охранник, который меня с самого детства знает, к себе взял на ночь, чтобы я протрезвел. Я проспался и утром уехал оттуда, больше там не был.
Я учился хорошо, было очень просто – я же умственно отсталым, думаю, не был. Но относились ко мне по-всякому, потому что я чудил много. Один человек в меня по-настоящему поверил, моя подружка американка.