2.1
В общем, я работала в основном с религиозными организациями, и очень они меня напрягали. Дома тоже было напряжно, тема та же: никто не против помощи бедным, но только когда этот праздник происходит не на нашей улице. Мои близкие мне всячески намекали, что как-нибудь мир спасут и без нас. Женя же был не первым моим подопечным, до него я тоже много возилась со всеми этими документально-ментальными проблемами. У меня не было специальной подготовки и опыта, я не умела правильно взаимодействовать с клиентом, не чувствовала всяких тонкостей. От этого я со своими же ребятами мучилась: они капризничали и подкатывали ко мне яйца, очень болезненно переносили все случаи, когда выходило не так, как им бы того хотелось, и страдали запоями.
У всех волонтёров был свой типаж любимчиков: людей, с которыми они легче и крепче сходились. Ко мне вот всё тянулись романтики и эксцентрики с зависимостями разной степени тяжести. Я всё время попадала с ними в какие-то истории, они страдали перескоками настроения, требовали внимания и времени. Мне не хватало навыков, чтобы помогать без ущерба для собственных нервов и свободных деньков. По вечерам я приходила домой, ложилась на кровать и час, может, полтора, смотрела в потолок или в окно: у меня не было сил, чтобы встать. Потом я шла в душ, а одежду складывала в стирку. До того, как я вымоюсь и переоденусь, со мной не разговаривали. Вокруг моего волонтёрства росли ссоры. «А что ты хочешь, – говорили мне, – ты как будто искупалась в дерьме, от тебя пахнет дерьмом». Было время, когда только ярость, которая поднималась от слова «дерьмо», давала мне возможность работать дальше.
Как раз когда я начинала работать с Женей, мы расходились с парнем. Он на меня злился и сказал напоследок, что мой Жека – покойник, всеми ногами уже в могиле, а всё-таки мне он, видимо, дороже семьи, чести и здравого смысла. Меня это задело: я-то знала, что Женя живой, но все вели себя так, как будто его уже правда пора закапывать, и никому не хочется тусоваться рядом – вдруг на них падёт муторная организация похорон. Это будет меня преследовать всё время. «Он же прожитый человек, – будут мне говорить, – конченый, мёртвый». Однажды Жека долго тревожился, а потом попросил послушать, стучит ли у него сердце. Я послушала – оно там точно стучало. Женя сказал, что слава богу, а то ему показалось, что не стучит. Мы прожили с парнем несколько лет. Потерять его означало потерять дом.
Меня, вдруг оказавшуюся без определённого места жительства, пустили пожить друзья: сами они были уже на даче, дело шло к лету. Я хотела побыть одна, хотела как можно дальше оттянуть переезд в общагу, которая мне полагалась от вуза и кишела тараканами. Я ведь была очень нежной, я привыкла жить хорошо. У меня ещё оставались какие-то уведённые из семейного бюджета средства, и я продолжала свои дела с бездомными. Я никогда не обеспечивала себя самостоятельно и не умела рассчитывать траты: ко мне по-прежнему ходили с длинными рецептами на дорогие лекарства, а я ходила в аптеку, и потом – ужинать куда-нибудь на Тверскую. Я несколько лет не готовила дома и не очень понимала, что пора снова к этому привыкать. Скоро деньги закончатся: на завтрак, обед и ужин я буду есть бородинский хлеб с мёдом, который кому-то передали родственники. Но в самом начале всё неплохо, и я даже могу отоспаться пару дней, потому что мои друзья меня пожалели.
Жека заходил ко мне колоть антибиотики и столько раз рассказал про то, как любит ванну с пенкой, что я сжалилась и отпускала его после укольчика купаться. Первый раз он сидел там два часа, помыл голову по очереди тремя шампунями, потом завалился на хозяйскую кровать и, когда я пыталась его оттуда согнать, попросил меня оставить его в покое и дать ему три минуты побыть счастливым.
Принять душ, если ты живёшь на улице, – это большая проблема. В Москве есть несколько дезинфекционных станций – «бань». Бездомные время от времени ходят туда «на прожарку»: нужно раздеться, пройти в комнату для дезинфекции – там тебя из шланга обработают от кожных паразитов и всего такого. Потом можно идти мыться, потом – зайти к дежурному врачу. Обычно там большая очередь, да и каждый день не походишь, слезет кожа.
Другой вариант для мытья – Армия спасения, у них там около шести душевых, точно не помню. Перед этим жариться не нужно, в принципе, тебе даже дадут чистый полотенчик и тапки и что-нибудь, во что можно переодеться после мытья, пока твои шмотки стираются и сушатся. Проблема в том, что вода не всегда тёплая и бездомные побаиваются там что-нибудь подхватить, даже в тапках. Медицинский кабинет в Армии тоже есть, там дежурит санитар: если с бездомным что-нибудь не очень страшное, он поможет, перевяжет, помажет – ну или направит куда-то дальше. Женя как-то сильно забухал – он много лет дышал лаком для работы по дереву, – красной морилкой, – и неделю жил в кустах у железной дороги. Когда ему хотелось есть, он забирался в зоомагазин по соседству и воровал оттуда вискас. Выглядел он спустя эту неделю ужасно, и когда он пришёл в себя, поехал в Армию привести себя в порядок. Там обнаружил, что пошёл красными пятнами, и испугался, что у него краснуха или лишай. Санитар его покрутил, пощупал и сказал, что, похоже, Жеку накусали муравьи. Ну ещё бы, столько проваляться в канаве, было же уже как раз тепло, муравьи там что-то строили. Надеюсь, после этих удручающих событий они выжили.