- Знаешь, что говорят? - вдруг спросила она. - У нас некоторое время работал метис навахо, так вот он утверждал, что там, наверху, есть города-призраки: дома, ограды, комнаты, и кругом пусто и тихо.
Оуэн поднял глаза к огромному плоскогорью.
- Может быть, - сказал он, - хотя там обживались реже, чем в наших горах.
- Зависит от того, что вы ищете, - возразил старик. - Если вы на землях диких индейцев, вроде апачей или навахо, тогда, наверное, стоит подумать о местах, которые можно защитить.
Оуэн Чантри промолчал. Он думал совсем о другом и теперь остановил коня на краю невысокого уступа, откуда открывался широкий вид на запад.
Вдалеке поднималась к небу тонкая струйка дыма костра. Чантри тихо выругался.
Марни встревоженно спросила:
- В чем дело, Чанри?
- Они подожгли ранчо, - ответил он и указал на дым. - Оно горит... или горело.
- Что же с Карниганами? - спросила она, чувствуя за них внезапную тревогу.
Не знаю, - сказал он. - Я просто не знаю.
Глава двенадцатая
Отец как раз запрягал, когда я увидел, как они подъезжают. Он застегивал упряжь, когда я заметил пыль на дороге и закричал:
- Па! Банда Моуэтта!
Признаться, никогда не видел, чтобы он действовал более быстро или более решительно. Я даже не подозревал, что он на такое способен. Он казался мне обычным человеком, и когда я думал о героях, то его в их число не включал. Но тут он времени не терял.
Мой конь был уже оседлан, потому что я собирался отправится в холмы. Отец обтянул меня всего куском ткани так, что я стал похож на мумию, он сказал, что так ребра срастаются быстрее, и я буду чувствовать себя лучше.
Стало быть конь был готов, винтовка и дополнительные патроны тоже. И запас провизии.
А когда отец увидел то облако пыли, он рванул к дому. Я кинулся было за ним, но он заорал через плечо выпустить скот. Это означало коров - одну молочную и несколько мясных, и я тут же разбросал жерди корраля и разогнал их так, что они трусцой побежали по лугу.
Отец выбежал из дома с одеждой и некоторыми припасами. Как я потом понял, он предвидел такую ситуацию, потому что заранее знал, что надо брать с собой. Он побежал к лошадям.
- Па! - закричал я, - а что с домом?
- Когда мы приехали сюда, у нас не было дома, сынок. У нас был наш скарб и скот, так что, вперед!
И мы рванули вперед.
По тому, как скакал отец, я уяснил, что он не бежит без оглядки, у него был план. И скоро я его понял.
Он направлялся прямо в Потерянный Каньон.
Иногда, время от времени мы выбирали тропу и ее исследовали. Еще до того, как здесь остановиться, мы проезжали через множество больших и маленьких рощ, и отец все время прикидывал, как в случае чего лучше скрыть следы.
Там, где мы спустились в каньон, он был не больше пятнадцати сотен футов от края до края, но не меньше пятисот футов глубиной, и склоны от кромки до дна были покрыты густым лесом. Это было хорошее укрытие.
Времени мы зря не теряли. Как только доскакали до края, тут же потерялись из виду. Лошадям пришлось спускаться по такой крутой тропе, что дух захватывало: они не шли, а скользили, поджав задние ноги и вытянув передние.
Я смело ехал за отцом - мне не хотелось, чтобы он подумал, что я испугался крутизны, но к тому времени, как мы проскользили сотню футов, я пожалел, что родился на свет.
Мы выбрались на дно каньона рядом с проносящимся по нему ручьем - по моему мнению в этом ручье должна водиться лучшая в мире форель, а у меня ни удочки, ни времени, чтобы посидеть с нею.
Время от времени отец, не говоря мне ни слова, уходил разведывать окрестности. Видно, он здесь побывал, потому что быстро провел меня к месту, где излучина ручья высекла в утесе что-то вроде впадины, закрытой лесом. Нападавшие деревья создавали естественный корраль, и там мы оставили наш скот. Отец спешился.
- Оставайся здесь, Доби. Мне надо кое-что сделать наверху.
- Ты хочешь вернуться?
- Они не сожгут ранчо, не узнав, что я это не одобряю, - сказал он. Я просто пару раз выстрелю и опять спущусь.
- Я пойду с тобой.
- Вот что, сынок, ты останешься со скотом. Я не для того растил тебя с пеленок до взрослого мужика, чтобы тебя подстрелил какой-нибудь бандит. Сиди здесь, жди меня: а когда я вернусь, мы сообразим, что делать.
- Знаешь, па, если ты растил меня для того, чтобы я сидел и смотрел, как мой отец один идет в драку, то ты точно потерял время зря. Я иду с тобой.
Мы пошли вместе и я никогда не чувствовал себя ближе к нему, чем тогда. Мы выбрались из каньона и рощей побежали обратно к ранчо. Шайка Моуэтта кружила вокруг дома, крича и стреляя.
Из трубы шел дым, и я понял, что они не знают, что мы убежали. Для хорошего выстрела было слишком далеко, но если они рванут за нами, нам нужно было успеть добраться до каньона, поэтому отец улегся в камнях, долго прицеливался и наконец медленно нажал на спуск. Старая винтовка в его руках дернулась, и одна из лошадей встала на дыбы, словно ее что-то ужалило; всадник покатился на землю. А потом они разбежались во все стороны так, что только пятки сверкали.
Но я успел-таки сказать свое слово. Я долго целился в крупного мужика с белыми подтяжками, держа мушку чуть ниже того места, где перекрещивались подтяжки, и осторожно сгибая указательный палец, пока не прогремел выстрел.
Я не убил его, но подранил. Дал понять, что в него стреляют. Однако они не разъехались далеко. Один из них поджег факел и бросил его на крышу дома, но тот скатился.
Мы с отцом открыли огонь и слегка их побеспокоили, но через несколько выстрелов они поняли, что палят не из дома, развернулись и понеслись к нам.
Зрелище, скажу я вам, было потрясающим.
Бандитов было человек четырнадцать-пятнадцать, все на прекрасных лошадях, и они летели на нас, как отряд наступающей кавалерии. Внушительное зрелище. Красивее я не видел, восхищался и теперь, глядя на них в прицел винтовки. Но на сей раз ошибки быть не могло: после моего выстрела один из них вскинул руки, грохнулся на землю, несколько раз перевернулся и остался лежать. Отец тоже выстрелил и только потом сказал:
- Пора уходить, сынок.
И мы ушли.
Даже убежали. Отец, оказывается, хорошо бегал. Мы неслись во всю прыть, когда услыхали сзади крик.
Они заметили нас.
- Стой, сынок, - сказал отец.
Он упал за бревно и выстрелил, прежде чем коснуться земли. Я на секунду опоздал и стрелял, укрывшись за толстым деревом.
Они подожгли дом. Мы видели, как к небу поднимается дым.
Всадники стали брать нас в кольцо, и мы опять рванули к каньону. Когда перевалили через край и повалились на землю, пули поднимали вокруг нас фонтанчики пыли. Мы быстро отстреливались.
Бандиты ушли в лес вправо и влево от нас. Я стал перезаряжать винтовку и взглянул на отца. Вся его рубашка была в крови, а лицо бледным, как полотно. Я испугался.
Подползя к нему, я взвалил его на плечи и, неся обе винтовки кое-как, с горем пополам, спустился на дно каньона. Нельзя было так обращаться с раненым, но выбора у меня не было. Занес его в наш новый корраль, обмыл лицо и попытался снять рубашку.
Я снял и верхнюю рубашку, и нижнюю, обнажив его до пояса, и увидел входное отверстие, где пуля раскрошила кость плеча и порвала мышцы, остановившись у спины. Там она выпирала синеватым бугром, и я решил, что лучшее, что смогу сделать - это вытащить ее оттуда. Вынул свой нож, надрезал кожу, и пуля сама выскочила в подставленную ладонь.
Он потерял много крови. Он потерял чертову уйму крови, но рана не казалась мне смертельной, хотя я мало что в них понимал. Но все же надо было что-то делать, поэтому я замотал рану обрывками его нижней рубахи, немного его обмыл и уложил на землю.
Боль от раздробленной кости, наверное, вызвала шок, потому что он где-то по дороге потерял сознание.
Я взял его винтовку, перезарядил ее и стал ждать банду Моуэтта. Но никто из них так и не появился. Я приготовился перебить чуть ли не всю шайку, однако они не пришли.
По-моему, они подумали, что убили нас. Или напугали так, что мы здесь больше не покажемся. Или что-нибудь в этом роде. А возможно, им не светила мысль спускаться в каньон, где за каждым деревом может ждать выстрел или даже два.
И вот я сидел на дне Потерянного каньона, а отец лежал, страдая от потери крови, а я не имел понятия, что делать.
Всегда считал, что отец мало что знает, однако он часто помогал людям или врачевал их, а я хоть и много болтал, не знал, что делать в этих случаях.
В эти часы я точно не думал о золотоволосых и синеглазых девушках, просто жалел, что не знаю, что предпринять, да и посоветоваться было не с кем.