- Свалите, никуда вы не денетесь, - сказал мускулистый, - и свалите еще до захода, а мы сожжем ранчо, чтобы сюда никто не вернулся.
- Сожжете? Этот прекрасный дом, построенный мастером? Вы сожжете его?
- И тебя вместе с ним, если вы не смотаетесь. Мы вас сюда не приглашали.
- Это свободная земля, - сказал отец. - Я лишь первый на ней, но скоро придут другие.
- Никто не придет. Ладно, хватит болтать. Выметайтесь отсюда. - Он огляделся. - Где твой паршивый сынок, который так любит бахвалиться? Один из моих людей хочет задать ему хорошую трепку.
Я соскочил с сеновала и остановился в дверях конюшни.
- Вот я, а ваш человек сам получит взбучку... если только драка будет честной.
- Драка будет честной.
Слова прозвучали с крыльца и мы оглянулись. На ступеньках стоял Чантри в своих черных брюках, начищенных ботинках и белой рубашке с узким галстуком.
- А это еще кто такой? - сердито спросил мускулистый, хотя видно было, что ему это все равно.
- Меня зовут Оуэн Чантри.
Коренастый мужчина, знакомый мне по встрече на тропе, спрыгнул с коня и вышел вперед. Он стоял и ждал, что из всего этого выйдет.
- Твое имя мне ничего не говорит, - с презрительной гримасой произнес мускулистый.
- Скажет. А теперь уберите лассо с ворот.
- Еще чего! - заорал человек, набросивший петлю.
Тогда, в 1866 году к западу от Рокки-Маунтинз никто даже не слыхал о том, как надо быстро выхватывать револьвер. В Техасе (об этом мне впоследствии рассказал Чантри), этим приемом пользовались Каллен Бейкер и Билл Лонгли, но этим, пожалуй, все и кончалось.
Никто не заметил, как он двинулся, но все услышали выстрел и увидели, как человек с лассо уронил его, будто что-то его обожгло. Так оно и было на самом деле.
Лассо лежало на земле, а у державшего его парня не хватало двух пальцев.
Не знаю, куда метил Чантри - в два пальца, один или всю ладонь, но два он отстрелил.
После этого Оуэн Чантри спустился на одну ступеньку, потом на другую. Он стоял с оружием в руке, а его черные начищенные сапоги ослепительно сияли на солнце. В первый раз я увидел его револьвер не в кобуре.
- Меня зовут Оуэн Чантри, - повторил он. - На этом ранчо жил мой брат. Его убили. Теперь здесь живут эти люди, и они здесь останутся. Я тоже останусь на этой земле, и если среди вас есть люди, которые принимали участие в убийстве брата, ваш единственный шанс остаться в живых - повесить их. Даю вам две недели, чтобы их найти и наказать. Две недели...
- Ты здорово управляешься с револьвером, - сказал мускулистый, - но мы еще вернемся.
Чантри спустился еще на одну ступеньку. Ветерок пошевелил спадающую на лоб прядь волос и прижал тонкое полотно белой рубашки к мышцам груди и рук.
- Зачем же возвращаться, мистер Фенелон? - приветливо отозвался Чантри. - Можем поговорить здесь и сейчас.
- Ты знаешь мое имя?
- Конечно. И многое другое, правда, ничего лестного. Положим, вы сбежали от своих грехов, но от памяти не сбежишь. Да и люди о них помнят.
Чантри сдела к нему шаг, не убирая револьвер.
- Вы уже здесь, мистер Фенелон. Выбор оружия за вами.
- Я подожду, - сказал Фенелон. Он не отрывал тяжелого взгляда от Чантри, но было заметно, что он его остерегается, что ему не нравится такой оборот дела.
- А вы? - Чантри посмотрел на коренастого мужчину, который хотел меня избить. - Вы тоже подождете?
- Нет, клянусь Господом. Я приехал научить молокососа вежливости и я это сделаю.
Чантри ни на секунду не отпускал их из вида.
- Доби, хочешь разобраться с ним сейчас или попозже?
- Разберусь сейчас, - сказал я и вышел во двор, а коренастый пригнувшись пошел на меня.
Отец приехал в Америку, когда был еще мальчишкой, и поселился в Бостоне, где жило много ирландцев, а среди них - немало отъявленных драчунов. Там он научился драться, а когда я подрос, он показал мне кое-что из этой науки. Сам отец не был хорошим бойцом, но оказался отличным тренером, он научил меня кулачному бою и некоторым приемам корнуэльской борьбы.
В детстве я начал драться тут же, как только меня вынули из пеленок. Впрочем, как и многие в то время.
Сейчас же мне было шестнадцать и мои руки привыкли к топору, плугу, кайлу и лопате. Поэтому, когда противник, пригнувшись и расставив руки, приблизился ко мне, я собрался, ухватился обеими руками за его загривок и резко рванул вниз, не забыв одновременно выставить вперед колено.
В этих двух простых движениях заключается нечто, весьма неприятное для цвета лица и формы носа.
Он отшатнулся назад, чуть было не упал на колени, но удержался и выпрямился. Вместо носа было кровавое месиво. Признаюсь, выдержка него была. Он снова двинулся на меня и я врезал ему прямо по тому, что осталось от его носа.
Он выстоял и принялся махать своими кулачищами, которые были довольно тяжелыми. Он зацепил меня сначала одним, потом другим, но я стоял крепко, выдержал эти удары и врезал ему снова, на этот раз в живот.
Он застыл на месте, хватая ртом воздух, и у меня появилась прекрасная возможность нанести ему парочку ударов, от одного он увернулся, но второй пришелся ему прямо в ухо. Он схватился за голову и я снова врезал ему в живот.
Тут он отступил на шаг. Мой следующий удар опрокинул его, и он рухнул на колени.
- Достаточно, Доби, - сказал Чантри. - Отпусти его.
Я отступил, но глаз с него не спускал. По правде говоря, я страшно испугался. Я рисковал собственной шеей, обращаясь с ним таким образом. Просто-напросто, он меня слишком уж сильно разозлил во время нашей встречи на тропе.
- Итак, джентльмены, - сказа Чантри. - Я полагаю, вы поняли в чем дело. Эти славные люди хотят только одного - мирно жить на своем ранчо и обрабатывать эту землю. Что касается меня, то я уже объяснил, чего жду от вас. Мне известно, что либо вы, либо кто-нибудь из ваших приятелей убил моего брата. Решайте сами. Повесьте убийц или я повешу вас. Одного за другим. А теперь ступайте. И без шума, пожалуйста.
Они ускакали. Коренастый плелся позади, утирая нос рукавом. Сначала одним, потом другим.
Отец в изумлении посмотрел на меня:
- Доби, я и не знал, что ты умеешь так драться.
Я тоже взглянул на него, смущенный:
- Я и сам не знал, пап! Он просто дал мне избить себя.
После ужина, следя за облаками, сгрудившимися вокруг горных вершин, я думал о той девушке и пытался понять, кем она была для этих людей и что случилось после их возвращения домой.
- Вы ведь не думаете, что они на самом деле повесят своих? - спросил отец.
- Не сразу, - спокойно ответил Чантри, - не сразу.
Мы уставились на него, но он, если и заметил это, не подал виду, и я поразился тому, насколько он сам верил в свои слова.
- Вы и в самом деле их повесите? - опять спросил отец.
Оуэн Чантри помолчал с минуту, а когда заговорил, голос его звучал глухо:
- Это молодая страна и здесь еще мало белых. Но если когда-нибудь сюда придет цивилизация, если люди приедут сюда и поставят здесь свои дома, им нужен будет закон. Люди часто думают, что закон - это набор запретов, но закон не должен быть таким, если не доводить его до крайностей. Законы дают нам свободу, потому что они охраняют нас от жестокости, зверства и воровства.
В любом обществе - даже в самых диких шайках преступников - есть свои законы, пусть даже это страх перед главарем. Закон быть должен, иначе не будет ни безопасности, ни развития. Сейчас у нас еще нет четких законов. У нас нет ни полиции, ни шерифа, ни судьи. И до тех пор, пока все это не появится, кто-то должен бороться со злом.
Один человек был убит. Вы и сами получили предупреждение убраться из этих мест. Но этой земле нужны такие люди как вы. Вы сами, наверное, так не считаете, но вы - первопроходцы цивилизации. Вслед за вами придут другие.
- А вы, мистер Чантри? - спросил я.
Он улыбнулся мне с неподдельной искренностью.
- Ты, Доби, задаешь самый важный вопрос. Кто я такой? Я человек, который умеет обращаться с оружием. Я буду нужен, пока сюда не приедет достаточно много людей, а после этого необходимость во мне отпадет. Не помню другого такого периода в истории, когда жили бы люди, подобные мне. Обычно порядок в стране обеспечивало дворянство или глава государства, но на этой земле зачастую достаточно человека с ружьем.
- Не верю я в оружие, - неожиданно произнес отец. - Мне кажется, должен быть другой выход.
- Мне тоже, - ответил Чантри. - Но если бы не оружие, твоего сына сегодня избили бы, и не в одиночку, а толпой. Твою ограду повалили бы, а дом подожгли.
Цивилизованность - дело тонкое. Для многих это всего лишь внешняя оболочка. Если живешь среди людей, то можно с уверенностью сказать, что человека два из десяти только выглядят цивилизованными. И если бы не было закона. если бы не было давления общественного мнения, они стали бы в высшей степени дикими. Даже те люди, которых, кажется, хорошо знаешь. Многие принимают справедливость ограничений, потому что знают, что так должно быть. Они понимают, что если живешь среди людей, то должен уважать права окружающих. Наши друзья с гор этого не понимают. Они приехали в этот заброшенный уголок для того, чтобы быть свободным от любых ограничений, чтобы быть грубыми, жестокими и злобными как им того хочется.