В этот раз я (впрочем, как и всегда) была немногословна:
«Здравствуй, Мари!
У меня все неизменно. Как она?
P.S. Счастливого Рождества! Спасибо за все, что ты для нас делаешь. Поздравляю сейчас, потому что в следующий раз напишу только через полтора месяца. Обними ее за меня…
Анна»
***
Я прибралась в комнате и пошла в ванную. Единственная комната, в которой я могла расслабиться и согреться. Не могу сказать, что она как в пятизвездочном отеле, с джакузи и гидромассажем, но для ДРЕЙФУЮЩЕЙ ПОЛЯРНОЙ СТАНЦИИ это была поистине шикарная комната. На стенах отсвечивал кафель цвета заварного крема, на полу он был на три тона темнее, на одной стене была длинная лампа и под ней боллер, а на противоположной стене – зеркало. Под ним стоял умывальник. На улице за домом стояла установка, которая топила снег. Так на станцию провели воду. В углу небольшой комнатки стоял душ. Я нагрела воду и открутила наполовину оба вентиля. Теплые струи стекали по моему лицу, шее, плечам. Я закрыла глаза и почему-то вспомнила последнюю ночь дома.
Flaschback
Я поставила чашку с недопитым кофе на комод. Какая разница, что сейчас второй час ночи? Спать совсем не хочется уже четвертый день подряд. Ну не то чтобы «не хочется», правильнее было бы сказать – «не можется». Как только я закрываю глаза, вижу, как ее забирают: взгляд поникших синих, как океан, глаз был устремлен в пустоту. Ее взяли под руки, худые и отощалые. Тело, лишенное признаков жизни, было одето в грязную, пожмаканную и в некоторых местах даже порванную ночную рубашку. Я стояла на втором этаже и МОЛЧА наблюдала за тем, как самого дорогого человека в моей жизни забирали какие-то неизвестные в белых халатах. Забирали туда, откуда практически никто не возвращается…Молча, потому что язык отказывался шевелиться…Молча, потому что мозг не воспринимал происходящее за явь…
Звук захлопнутой двери вывел меня из ступора. Мои ноги подкосились, и я упала на колени. Из глаз не то что ручьями – горными реками покатились слезы. Реальность настигла меня. Мари попыталась подойти и обнять меня, но непонятно откуда взявшиеся силы позволили мне сорваться с места. Я забежала в комнату, которая принадлежала родителям, упала на кровать и заколотила кулаками по матрацу.
Ту ночь я плакала навзрыд, без остановки. Под утро я была до такой степени опустошена, что не заметила, как уснула.
После того дня прошло еще четыре. Мне было до такой степени плохо, что я за короткий срок смогла найти способ, как окончательно «не слететь с катушек». Когда забрали маму, во мне что-то оборвалось и навсегда умерло. Наверно, это было вера.
Один хороший друг нашей семьи помог мне познакомиться с профессором Вдовским. Он предложил мне поездку, на которую ни одна здравомыслящая девушка не согласилась бы. Поездку в Арктику. На 2 года. Я не считала себя здравомыслящей, поэтому согласилась. У меня не было другого варианта выжить.
Конец Flaschback
Я вышла из душа и закуталась в полотенце. Подойдя к умывальнику, уставилась в зеркало. Оттуда на меня глядела девушка с огромными глазами, нежно-оливкового цвета. Щеки, когда-то пухленькие и румяные, были бледными и запавшими. Потрескавшиеся губы были в тон коже. Я заметила, что мои волосы сильно отросли. Они спадали выцветшими светлыми прядями ниже пояса. Будучи от природы темной шатенкой, я окрашивала волосы в русые тона. Не знаю, зачем, ведь теперь корни отросли, и моя грива стала двухцветной, начиная с половины головы. Взгляд медленно опустился на сильно выпирающие кости ключиц и острые плечи. Похоже, я хорошо похудела. Что ни говори, а нервы дали о себе знать.
После всех мыльных процедур, я отправилась спать. Когда я прилетела на Арктику, то перестала бояться ночи. Меня больше не посещали сны. Никакие. Вовсе.
Глава 3
*** Несколько недель спустя.
Я лежала на кровати и перечитывала ответ Мари. Сегодня утром Макс прилетел с моим продовольственным заказом (а вместе с ним было письмо из дому) и, возвращаясь, увез с собой Леру и Диму. Правильно Виктор Алексеевич уговорил их уехать раньше срока контракта. Теперь малышка Нина будет встречать Новый год в компании родителей, спустя 2 года. Она уже совсем выросла и скоро пойдет в школу. Впервые за время, проведенное безразличной отшельницей, я испытывала легкий отголосок чувства радости. Я радовалась за эту маленькую девочку, которой посчастливилось расти в семье, где царит любовь, поддержка и взаимопонимание. И теперь, находясь в том состоянии «между», мне не сложно себе признаться: я завидую ей. У меня никогда не было уютных зимних вечеров у камина в компании любимого семейства. Все праздновали порознь: мама – с подругами, отец – где-то на очередной деловой встречи, а я…Ну а что я? То в обветшалом доме матери отца, где паутина на всех оконных рамах и дверных проемах была неотъемлемой частью интерьера, то с друзьями на шумных вечеринках, где к полуночи не оставалось ни одной трезвой рожи, способной адекватно и по достоинству оценить прелесть новогодней ночи. Однажды меня пригласили на Рождество в дом Мари. Это было для меня событием из событий. Дом маминой сводной сестры был украшен не только внутри, но и снаружи. Во дворе стояли небольшие сани, в которые были запряжены фетровые олени. Сани были обвиты светящимися гирляндами. Крыльцо дома тоже было усеяно разноцветными лампочками, а на входной двери висел венок из омелы и плюща, на верхушке которого красовался красный атласный бант. Зайдя в дом, я почувствовала запах миндального печенья и горячего шоколада. С каминной полки свисали пять носков из алого бархата, а в центре гостиной возвышалась до самого потолка прелестная елка. Это был самый чудесный праздник в моей жизни! Пожалуй, единственная сказка в ней…
Я не могла остановить поток, казалось бы, давно забытых слез, перечитывая строки, написанные рукой Мари, уже в четвертый раз. «Она говорила о тебе…Ты ей снишься…» - слова, которые пробили брешь в моей изощренно построенной плотине безразличия. Я знала, если к НЕЙ потихоньку возвращается память, значит вскоре возвратиться и рассудок. Внезапно захотелось вернуться домой. Дикое желание помочь, принять участие в ЕЕ лечении захватило все мое нутро. Я вскочила с кровати и вылетела в гостиную нашей «хижины». Профессор Вдовский сидел на потрепанной софе и что-то читал.