И снова наступает тишина, и в нее вплетается все тот же жалобный звук трубы.
Рано утром солнечные лучи золотят белые стены городища и кусочек неба, видный через открытую дверь палатки, кажется глубокого синего цвета. Лежа в постели, я прислушиваюсь. Закричал чернобрюхий рябок, пролетел на водопой, просвистев крыльями. Послышался крик пустынного кулика-авдотки, потом он неожиданно сменился на что-то подобное пению соловья и внезапно закончился блеянием барашка. Я выскочил из палатки. По белому такыру степенно вышагивал большой светло-желтый муравей Кампонотус туркестаника — типичный ночной житель. Сейчас он направлялся домой. Тронул его палочкой — и муравей, то ли от испуга, то ли решив, что я посягаю на него и от напасти следует откупиться подачкой, выпустил изо рта капельку прозрачной жидкости. Где-то бедняжка набрал за ночь драгоценную влагу, быть может, «надоил» тлей. Вновь раздался крик авдотки, затем пение соловья и блеяние барашка. Недалеко от нашей стоянки в воздухе, розовая от лучей восходящего солнца, трепеща крыльями, распевала небольшая серенькая птичка каменка-плясунья, ловкий импровизатор. Еще несколько раз пропела свое несложное музыкальное произведение, состоящее из подражания голосам животных, и села на землю. Каменка-плясунья — неприхотливое дитя пустыни и уживается в совершенно глухой и бесплодной пустыне, которую избегают все остальные птицы.
Пока мои спутники продолжают спать, я отправляюсь бродить по мертвому городу, рассматривая то, что случайно оказалось на поверхности.
Прошли столетия с тех пор, как здесь зеленели поля, цвели сады, по тугаям бродили стада домашних животных, раздавались веселые голоса тружеников, звенели песни. Но армия завоевателей уничтожила содеянное трудолюбием и волей человека. И остались от тех времен только одни оплывшие стены городища да многочисленные осколки глиняной посуды.
Думая о том, что на нашем пути должны быть еще разрушенные городища, я вспоминаю, как вскоре после Великой Отечественной войны во время путешествий по Семиречью мне встретился старик чабан, который рассказал, что в пустыне Сарыесик-Атырау, недалеко от берега Балхаша, он видел стены разрушенного укрепления, заносимого песками. Внутри городища находился едва видный из земли бронзовый котел. Он был так велик, что мог свободно вместить верблюда.
Это городище было обозначено на старой карте переселенческого управления, когда-то увиденной мной. Потом уже на других картах я больше не видел этого городища, несмотря на то что просмотрел их немало. Оно, вероятно, исчезло с лика земли, быть может, его занесло песками.
Вскоре небо затянуло тучами. Похолодало, и нежная сетчатая ящурка застыла под корягой. Я взял ее. В руке вялая, притихшая и какая-то обмякшая, она долго лежала без движения, и я чувствовал, как ее холодное тело постепенно теплело. Вдруг внезапно метнулась молнией, спрыгнула и исчезла в ближайшей норке.
Увидел маленькую зеленую ложбинку. Сюда, видимо, зимой надувало снег. Едва я спустился в нее, как Кирюшка зарыдал диким голосом, нашел черепаху, потом другую, третью. Целое стадо черепах паслось на зеленой ложбинке. Сошлись сюда, голодные, на этот крохотный пятачок зеленой травки. Собака обезумела, не знает, что делать с изобилием добычи. Да и добыча такая, что ничего с ней не сделаешь, крепкую броню не прокусят ни лисица, ни волк. При опасности черепаха втягивает под панцирь ноги и голову. Для них нужно место и приходится из легких с шипением выпускать воздух. Шипение похоже на змеиное, по-видимому, и действует как защита против врагов. Вскоре собака натаскала под машину целую кучу черепах. Пришлось разбросать невольных пленниц во все стороны, чтобы не попали под колеса.
Выкопанная Кирюшей черепаха
Черепахи будто обрадовались пасмурной погоде, ползают по барханам. Никогда не видел так много. Теперь понимаю, почему песок, выглаженный днем ветрами, утром оказывался изрисованным следами могучих лап, а также ажурными цепочками следов жуков. Но одна чернотелка стала закапываться в песок. Не предчувствует ли она ураган? Один раз так было. Я забираю ее для коллекции. В морилке же из жука, будто почувствовав его гибель, спешно выбирается наружу длинный белый червяк. Принадлежит он к семейству волосатиков. Обычно цикл развития у них сложный, со сменой хозяев, обитающих в воде. Каков же порядок смен развития у этого червя, обитателя пустыни, — неизвестно. Видимо, он завершает развитие в песке. Не зря чернотелка, не в пример другим, вздумала закапываться.
Тучи, нависшие над жаркой пустыней, неожиданно растаяли, и вновь стало греть неумолимое солнце.
Из-под кустика выскочила длинная и блестящая, будто покрытая лаком, личинка жука чернотелки и молниеносно, сгибаясь и разгибаясь скобочкой, поскакала по горячему песку. Да так быстро, что глаза за ней не успевают следить. Осторожные личинки чернотелок путешествуют ночью и под самой поверхностью песка, слегка приподнимая его над собой валиком и оставляя характерные следы. Но видимо, есть и такие, как эта, которая, выбралась наверх и, оказавшись на открытом месте, в страхе за свою жизнь, подогреваемая горячим песком, скачет как обезумевшая.
Я еще раз поглядел на ловкие представления личинки-акробатика, на скачки от кустика к кустику, затем поймал ее и положил в тенистое место, где она моментально закопалась в песок.
На песке попадаются таинственные катышки. Они, наверное, вынесены наверх какими-то землекопами. Иногда катышки располагаются легким полукругом, направленным дугой на восток
На песке я замечаю кругляшки размером с горошину. Они собраны кучками, хотя и не соприкасаются друг с другом. Притронешься к такому кругляшку, и он тотчас же рассыпается. Кто и для чего их сделал? Еще встречаются небольшие скопления палочек и соринок в виде крохотного курганчика с зияющим на его верхушке отверстием, затянутым тонкой нежной кисеей паутины. Кисейная занавеска — творение паука. Кому еще под силу подобная работа?! Видимо, перезимовав, паук откопал свое убежище, устроил вокруг заслон от песка, но почему-то не стал ждать добычу — разных насекомых, прячущихся в норах и щелях, а предпочел голод и уединение. Сейчас в норке сыро, холодно, и заслон из тонкого материала — более подходящее сооружение, нежели обычная земляная пробка: все же через кисею в темное подземелье проникают и солнечные лучи, и теплый воздух.
Песчаную, влажную от весенних дождей почву легко копать походной лопаткой. В темном входе за сдвинутой в сторону дверкой неожиданно появляются сверкающие огоньки глаз и светлые паучьи лапы. Выброшенный наверх большой серый, в коричневых полосках и пятнышках паук несколько секунд неподвижен, как бы в недоумении, потом стремглав несется искать спасение. Интересно бы испытать ядовитость этого обитателя песчаной пустыни. Может быть, в необоснованном обвинении фаланг, бытующем в народе, повинны как раз эти светлые пауки.
На дне жилища паука — оно глубиной более полуметра — лежит недавно сброшенная линочная шкурка. Паук перелинял и теперь превратился во взрослого самца, стройного, с длинными ногами и поджарым брюшком. Во время линьки паук совершенно беспомощен, поэтому и закрыл свою обитель занавеской, предупредив возможное появление непрошеных посетителей.
Я поглядываю на небо, на пустыню: большое и красное солнце клонится к чистому горизонту. Следя за ним, медленно поворачивают свои белые с желтым сердечком лепестки тюльпаны, и полянка между холмами все время меняет свой облик. Солнце почти коснулось горизонта. Пустыня потемнела. От застывших барханов протянулись синие тени. Сухая травинка, склонившись над гладким песком, вычертила полукруг — своеобразную розу ветров — свидетельство того, что здесь недавно гулял западный ветер. Вглядываясь в четкий полукруг, невольно перевожу взгляд на катышки. Они расположились полукругом к востоку! Незнакомцу было легче относить от своего жилища груз по ветру. Видимо, строитель не так уж силен и не столь легка его ноша. И тогда я догадываюсь, где должна быть норка, вычерчиваю линию полукруга, провожу от нее радиусы и в месте их схождения, в центре предполагаемого круга, осторожно лопаткой снимаю песок. Расчет оказался верен. Передо мной открывается норка. Еще несколько минут раскопки, и вдруг песок разлетается в стороны, и наверх выпрыгивает такой же, как и прежде, светлый, с легкими коричневыми полосками и пятнышками паук. В его черных выразительных глазах отражается красное солнце, коснувшееся краем синего горизонта.