Но вот наконец увидел, в чем дело, и сразу на душе легче стало. Среди очень густого переплетения колючих ветвей лоха летают мухи сирфиды, я видел вчера их крупных самцов с плоскими поджарыми брюшками, испещренными желтыми и черными, как у ос, полосками. Вот в чем секрет их поведения! Мухи летают только среди колючих ветвей. Здесь они недосягаемы для птиц. Представляю, сколькими тысячелетиями жестокого отбора была выработана эта черта поведения! Тот, кто выходил за пределы защитных колючек деревьев, погибал.
Как и следовало ожидать, в полете участвовали только самцы, и «хор крыльев» был мужским. Каждый «аэронавт» в общем занимал свою небольшую территорию, и, как только в нее вторгался чужой, происходила жестокая дуэль — противники сталкивались головами. И вот что интересно: побеждал все же хозяин воздушного пространства. Возвращаясь на свое место после короткого сражения, он тотчас принимался за прерванное занятие. В этом обществе беспрестанно работающих крыльями мух я не вижу самок. Их как будто не касаются танцевальные упражнения мужской половины. Рой, видимо, служит для созыва себе подобных и еще, вероятно, для каких-то особенных целей, сопровождающих брачные дела.
Возвращаясь к лагерю, я думаю, что вся эта большая компания сир-фид, заполнившая лесок, сейчас по существу обязана кусту цветущего тамариска. Он кормит эту братию сладким нектаром, без которого немыслимы бесконечные полеты. Еще, наверное, в леске было немало тлей, которыми питались личинки мух сирфид. И наконец, благополучие тлей еще зависело от их защитников муравьев. Здесь их немало, красноголовых формик субпилоза. В свою очередь процветание муравьев было обусловлено множеством насекомых, обитавших в леске, на которых охотились эти маленькие труженики. Эта цепочка тесных взаимных связей бесконечно сложна.
Знакомство со сирфидами отняло немало времени, мои спутники успели проснуться, со стоянки раздаются громкие возгласы. Что-то там произошло. Оказывается, отовсюду из укромных мест: из-под спальных мешков, из-под вещей, оставленных на ночь на земле, из машины — вылетают потревоженные большие ночные бабочки. Я узнаю их. Это так называемая темная совка. Сейчас наступил ее массовый лет. Вдоволь налетавшись за ночь, бабочки на день попрятались во всевозможные укрытия. Жаль, здесь нет крошечных сов-сплющек, козодоев, летучих мышей. Был бы для них пир горой! Впрочем, быть может, поэтому и много здесь темных совок, что нет их исконных врагов.
Пока мои помощники готовят завтрак, свертывают палатку, я брожу вокруг и нахожу забавного клопа. Все тело его покрыто острыми шипиками, и сам он тверд на ощупь. У этих клопов оригинальный образ жизни. Самка откладывает яички между колючками на спину своего супруга, и тот, обремененный ими, покорно носит на себе драгоценную ношу, пока не выведутся клопики и не соизволят вступить в самостоятельную жизнь.
Но вот все утренние дела закончены. Заведен мотор, и из-под машины, потревоженный вибрацией, вылетает целый рой ночных бабочек. Хорошо, что мы спали в пологах, а то не было бы нам от них покоя. Впрочем, в поле летом нельзя обойтись без полога. Он предохраняет прежде всего от комаров и мошек и, кроме того, от ползающей ночью самой разнообразной братии насекомых и паукообразных, среди которых могут оказаться и такие небезвредные посетители, как скорпионы и ядовитый паук каракурт.
Потом на нашем пути еще несколько совсем крохотных лесочков в понижениях между холмами. Но вот и они позади, и перед нами ровная, сверкающая белыми такырами и желтыми барханами пустыня, поросшая саксаулом да редкими приземистыми кустиками кеурека. Теперь прощай, тень и прохлада! Впереди знойная, безводная пустыня, обширная и безлюдная на многие сотни километров. Здесь земля суха и тверда как камень, хотя и таит на глубине в десяток метров воду — источник жизни. Правда, она нередко сильно насыщена солями. Под песками, глинами и материалом, принесенным реками, покоятся отложения древних морей. Разрушения и созидания много раз сменяли на этой территории друг друга.
Пустыни в СССР занимают более 3 миллионов квадратных километров из 40 миллионов квадратных километров пустынь всей Земли. Среднеазиатские пустыни занимают одну седьмую часть нашей страны и тянутся с севера на юг почти на 1200 километров.
Самое страшное в пустыне — жара. Народные пословицы говорят: «Если птица пролетит над пустыней, то опалит крылья, если по ней пробежит зверь, то обожжет лапы». Еще говорят: «Когда птица летит над пустыней — она теряет перья, когда человек идет через нее — то теряет ноги». Но благодаря сухости жара переносится легче, чем во влажных тропиках. Испаряясь, пот охлаждает тело, но организм за короткое время обезвоживается. За несколько часов человек, находящийся на солнце в пустыне, теряет до восьми литров воды. Потеря воды вызывает мучительную жажду. Бороться с жаждой и обезвоживанием можно только одним путем — постоянно пить воду, желательно горячую: она быстрее всасывается кишечником и восполняет потери в ней организма. В жару следует избегать нагрузок. «Лишний шаг в пустыне, — говорят туркмены, — лишний глоток воды».
Летом пустыня изнывает от жары, и 35–40 градусов в тени довольно часты. Зимой, наоборот, не встречая на пути к Сары-Ишикотрау никаких преград, с запада приходят снегопады, а с севера— сильные морозы, доходящие до минус 40 градусов. Годовая амплитуда температуры таким образом доходит до 80–90 градусов. Пустыня в общем враждебна к человеку. Не случайно, рассказывается в летописях, когда кровожадный хромец Тамерлан со своим войском подошел к границе Голодной степи, то испугался ее сухого и безжизненного пространства и повернул обратно. Только недавно узнали, что в 525 году до новой эры, когда после длительных и кровопролитных войн Древним Египтом завладели персы, пятидесятитысячная армия царя Камбиса, посланная на юг, бесследно исчезла и, как теперь стало известно, погибла до единого человека в песчаной Ливийской пустыне.
Половина осадков в пустыне выпадает весной, остальные — осенью и зимой. Но иногда этот порядок нарушается, и дожди идут с запозданием. Летом проливной дождь бесполезен. Он мгновенно испаряется, а давно закончившие вегетацию растения не могут уже воспользоваться влагой. Когда зимой выпадает глубокий снег и, подтаяв, покрывается ледяной коркой, наступает голод для домашнего скота и диких копытных животных. Они не могут добраться до растений.
К довершению всего в пустыне властвуют ветры. Они поднимают в воздух мельчайшие частицы пыли. После солнца ветер — второй хозяин в пустыне, пыль в воздухе усиливает жару. Пылинки, поглощая солнечные лучи, нагреваются и отдают тепло воздуху.
Но впрочем, я, кажется, наговорил много страшного про пустыню. К жаркому климату ее можно привыкнуть и полюбить ее природу. А когда к природе пустыни и путешествиям по ней есть интерес, тогда оправдывается старая русская пословица: «И пустыня хороша, коль веселая душа». Как необычна и многолика ее природа, как она красива в своем суровом и своеобразном обличии! Попробуйте заставить исконного жителя пустыни, туркмена, переселиться, допустим, в горы — он откажется покинуть родные места. Не случайно мудрый Саади воскликнул: «Все земли перед тобою убоги, о пустыня!» Я тоже привык к пустыне, полюбил ее и сейчас, в ее преддверии, с нетерпением жду интересных находок.
Впереди как будто знакомые дороги. Теперь, чтобы не заблудиться, мы не отрываемся от ранее составленной маршрутной книжки. Но как быть уверенным в том, что наш путь верен, когда так похожи друг на друга барханы и такыры? Вот на пути кем-то оброненная железная труба, и мы рады ей, она помечена в наших записях. Вот на голом песчаном бархане сломанная полуось грузового автомобиля — свидетельство трагедии. Ее мы тоже отлично помним и встречаем едва ли не громкими возгласами. Почти рядом с дорогой, на низком одиноком дереве разнолистного тополя, — большое орлиное гнездо. Его, кажется, прежде не было: не зря ли мы недалеко отсюда пропустили небольшую развилку дорог, не вернуться ли, пока не поздно, обратно? Ну, а вот этот колодец в понижении между песчаными барханами нам хорошо знаком, мы его видели на пути к первому городищу «Белые развалины» и следующему за ним урочищу «Деревянная нога», за которыми лежит неведомая нам пустыня.