Сеноеды меня задержали, и к биваку я шел уже в темноте, руководствуясь сухим руслом. Но оно, такое коварное, расходилось на несколько рукавов, а поиски следов в темноте были бессмысленны. Вскоре я убедился, что продолжать путь дальше нельзя — можно уклониться далеко в сторону. Надо ждать утра и днем распутать свои следы, если только не выпадет снег. Перспектива заночевать вне теплой палатки, без спичек была неприятна. Так я попал в положение, от которого всегда строго и тщательно оберегал своих помощников.
Что делать — кричать? Голос человека может быть услышан не дальше нескольких сот метров. К сожалению, я оставил дома своего верного спутника — фокстерьера. По команде «домой», он, поглядев по сторонам и как бы немного посомневавшись, всегда брал верный курс, хотя по пути нередко забывал о возложенной на него обязанности, встретив что-нибудь интересное.
Разошлись облака, загорелись звезды, проглянула Большая Медведица. Вокруг царила чуткая тишина. Мороз стал пощипывать щеки, забираться под одежду. Может быть, в обрывчике староречья вырыть пещеру? Мысль не плохая. Только чем? Крошечная лопаточка, которую я ношу с собой в полевой сумке, — слабое орудие. И все же придется воспользоваться ею.
Но почва, какая она твердая! Пожалуй, надо рыть у основания обрывчика, там песок.
Вскоре от усиленной работы стало жарко. Взобрался на пригорок, присел отдохнуть. Издали донеслись резкие, отрывистые звуки. Это, наверное, сычик. Крик повторился, но совсем в другой стороне и дальше. Вдруг над горизонтом появилось какое-то светлое желтое пятнышко. Вот оно стало ярче, больше. Мои помощники догадались: жгут костер на бархане. Только почему оно позади моего пути? Засек направление по яркой звезде, пошел через бугры, задевая за кусты и валежины, и вскоре подошел к биваку. Хорошо оказаться дома!
Пока я бродяжничал по сухоречьям, Николай поймал несколько небольших и удивительных, с черными мохнатыми крыльями бабочек. Они, так же как и сеноеды, были оживлены зимой в пасмурную погоду. Потом мы узнали: эта бабочка была известна только в Туркмении, где также летает в саксауловых зарослях зимой. Она очень редка, образ жизни ее неизвестен.
Почему в пустынях такой жаркой страны, как Средняя Азия, могли оказаться зимние насекомые? Много бодрствующих насекомых в предгорьях Тянь-Шаня. Недавно я нашел удивительного комарика, незадолго до этого обнаруженного в Гималаях. В сложной системе насекомых для него пришлось выделить новое семейство, род и вид. Потом мне встретилась зимняя мушка-горбатка. Она до сих пор не описана. Зимой бодрствует много различных ветвистоусых комариков. Некоторые из них летом находят условия для жизни только высоко в горах, у самых ледников. По-видимому, зимние насекомые — остаток той фауны, которая жила в холодном климате ледникового периода. При потеплении на земле многие представители этой фауны вымерли, часть же их приспособилась жить зимой.
Прежде чем улечься спать в жарко натопленной палатке, у весело горящего в каминке саксаула, мы совещаемся. Что делать: ехать ли обратно или попытаться продвинуться вперед? Причина нашего беспокойства — бензин. Хватит ли его на обратный путь? Хотя бы до дороги? Благоразумнее было бы возвратиться назад. Но, судя по всему, где-то совсем недалеко от нас должны быть остатки древнего города Актам — «Белые развалины», и всем нам так хочется туда добраться! Рано утром мы продолжаем свой путь.
Наша дорога стала едва заметной. Но вот — очередной колодец. От него отходят несколько дорог. Все они старые, давно неезженные, и ни одного свежего следа машины. Зато всюду изящные следы джейранов, более грубые отпечатки копыт сайгака, следы волков, лисиц.
Барханы ушли к востоку, пустыня становится ровнее, и растительность на ней беднее: жалкие деревца саксаула, приземистые и корежистые кустики солянки-кеурека. Иногда далеко на горизонте видна вышка.
Я с тревогой гляжу на стрелку указателя бензина. Малый бак давно пуст, скоро будет пустым и главный бак. Из двух канистр бензин остался только в одной. А вокруг все та же ровная пустыня и ощущение удивительнейшего раздолья и простора. Иногда вдали промчатся джейраны, пролетит стайка жаворонков, высоко в небе прогудит самолет. И снова безмолвие. Все глубже надувы снега в колеях дорог, за кустами, в ложбинках. Долго ли так будет продолжаться? Давно надо повернуть обратно, но будто какая-то неведомая сила влечет нас вперед, глаза не отрываются от горизонта, и мы живем ожиданием.
И вдруг далеко впереди — едва различимая светлая полоска. А потом — какая радость! — мы видим остатки большой разрушенной крепости. Сомнений нет, это развалины древнего средневекового города Актам, конечная цель нашего зимнего путешествия. В одном месте от стен остался лишь невысокий вал, и мы через него выезжаем и останавливаемся в самом центре сооружения.
Сейчас бы поставить палатку, каминок, расстелить постели и приняться за обед. Но куда там! Все бросились осматривать мертвый город. По углам городища хорошо заметны остатки башен, а также башни меньшего размера посередине каждой стороны. От башни до башни около 90 метров. С них удобно было обстреливать неприятеля, когда он приближался к стенам. Площадь, окруженная валами, почти ровная, поросла редким саксаулом. Одним углом строение ориентировано на восток, и стороны его различной длины. Северно-западная и юго-восточная — одного размера, тогда как юго-западная короче их и заметно короче противоположной стены — северо-восточной. Здесь все та же загадочная трапеция. С помощью буссоли, установленной на штативе, я тщательно замеряю азимуты. Получается интересная картина. Если смотреть на восход солнца с угла «г» на «б», то можно увидеть солнце в день его весеннего и осеннего равноденствия: стрелка показывает совершенно точно 90 градусов! Что это — случайность или заранее запланированный расчет? Направление с точки «г» на точку «а» показывает на восход солнца в день зимнего солнцестояния, хотя и не совсем точно — на 3 градуса меньше, на один-два дня раньше. Направление с точки «в» на точку «б»— 135 градусов. Это на 11 градусов южнее восхода солнца в день летнего солнцестояния. Служила ли планировка крепости для определения этих календарных дат, почитаемых с древнейших времен у самых различных народов мира?
Еще с юго-восточной стороны к городищу примыкают следы едва различимого глиняного забора, отграничивающего довольно значительную площадь. Вероятно, он служил загоном для скота.
Мертвый город, видимо, был когда-то многолюдным. Всюду валяются кости домашних животных, иногда и человека. Жители города сопротивлялись и поэтому после штурма были уничтожены. Воины Чингизхана почти не брали пленных. Рабовладельческий строй им, кочевникам, был чужд. Время, дожди, ветры, жара и морозы уничтожили следы трагедии.
Больше всего на поверхности земли валялось черепков глиняной посуды. Они самой различной выделки. Наряду с черепками из хорошо замешанной глины, тщательной выделки на гончарном круге встречаются и черепки черные, неравномерно прокаленные, из грубой глины с мелкодробленными частицами кварца, ручной лепки. Почти вся посуда дешевая, не покрытая глазурью. Редко увидишь блестящий осколок. Кое-где на черепках встречаются следы неприхотливого узора, тисненного ногтем, палочкой или веревочкой. Неужели так старо это поселение, а может быть посуда примитивной выделки была сделана руками бедняков, которым нечем было расплатиться с мастерами гончарного производства?! Нашел несколько пряслиц. Одно совсем маленькое, будто для ребенка. Чьи руки его держали? Попался кусок железа, рыхлый, ржавый, размером с кулак мужчины, скорее всего продукт предварительной обработки, из которого путем многократной ковки делали различные металлические изделия, в том числе боевое оружие. Но откуда сюда возили руду? Встретился какой-то небольшой позеленевший бронзовый предмет, бляха со следами узоров из серебряной нити, бусинки: одна сердоликовая, другая — из стекла, кусочки черного стекловидного шлака.
План городища Актам («Белые развалины»)