— Не разнимайте рук! — резко скомандовала миссис Уэбстер.
Снова наступила тишина, нарушаемая тяжелым дыханием. Может быть, это Патриция так дышит?
Голос миссис Уэбстер, казалось, проревел у него прямо над ухом:
— Руфтон Карфакс!
Гордон почувствовал, что внутри его все как бы остекленело. Он превратился во вместилище страха — что-то или кто-то появился в комнате, возник, из ничего, его присутствие ощущалось каждой клеточкой тела. Через несколько мгновений воздух над столом сгустился, начал клубиться, все более и более чернея. Лица и рук Карфакса коснулась воздушная волна, исходящая от парящей над столом массы.
— Руфтон Карфакс!
Псевдоконечность, длинная и тонкая, закругленная на конце, протянулась в направлении миссис Уэбстер. Ей предшествовал холод, такой холод, что кожа покрылась инеем. В груди Карфакса гулко ударило заледеневшее сердце. На противоположной стороне стола кто-то, смутно различимый сквозь сгустившуюся мглу, истерически хихикнул. Этот смешок, замешанный на страхе, еще более ужесточил напряженность.
— Руфтон Карфакс! Спокойно!
Голос миссис Уэбстер, хотя и был повелительным, выдавал охватившую ее панику. Рука стала настолько холодной, что Гордону хотелось высвободиться из цепких пальцев, но он побоялся сделать это — может быть, нарушив цепь, он станет беспомощным перед чем-то, что немедленно воспользуется преимуществом.
— Руфтон Карфакс! Примите надлежащий вид.
С другой стороны стола снова донеслось хихиканье. Это была Чегети. А тот, кто тяжело дышал, видимо, был до смерти перепуган.
— Пусть уходит! — простонал мужской голос.
— Держитесь! — сказала миссис Уэбстер. — Нельзя впадать в истерику.
— Черт побери! — закричала вдруг Патриция. — Это вовсе не отец! Что вы наделали?
— Оставайтесь в обозначенных пределах! — срывающимся голосом произнесла миссис Уэбстер. — Оставайтесь! И назовите себя!
— Это не отец! — пронзительно завопила Патриция.
Стул упал. Раздался звук падения тела, какая-то возня, вскрик, шаги в направлении двери... Гордон вскочил, дернулся, напрягая свои больные мускулы, но женщины цепко держали его за руки.
— Не убегайте!
У двери кто-то с кем-то боролся. Патриция со служанкой? Вдруг миссис Уэбстер закричала:
— Сгинь! Туда, откуда ты явился!
Псевдоконечность поднялась, изогнулась, как слоновий хобот, и метнулась к лицу миссис Уэбстер. Та испустила вопль и откинулась назад, увлекая за собой Гордона; они упали на пол. Он моментально вскочил, превозмогая боль, и увидел у окна Чегети — она деполяризовала окно. Миссис Уэбстер лежала на полу, закрыв лицо руками, и истошно кричала. Масса над столом стала менее плотной, она беспорядочно билась, выбрасывая вращающиеся ложноконечности, достигающие краев стола, но не выходящие за них. В комнате понемногу становилось светлее, показалось ничем не закрытое солнце, и масса исчезла.
Повернувшись, Гордон увидел через открытую дверь убегающих по коридору Патрицию и служанку. Миссис Уэбстер, все так же сидя на полу, терла глаза и безостановочно стонала:
— Я ослепла! Я ослепла!
Карфакс наклонился к ней, силой оторвал ее руки от лица.
— Разумеется, идиотка, вы не можете ничего видеть! — грубо сказал он. — У вас же закрыты глаза!
Веки ее открылись. Во взгляде не было ничего, кроме панического ужаса.
— Я ничего не вижу! Он прикоснулся к моим глазам!
— Оно исчезло. Что бы это ни было, но оно исчезло, — успокаивающе проговорил он. — Вам больше ничего не угрожает.
12
— Все это могло быть вызвано самовнушением, — рассуждал Гордон. — Массовая истерия.
Он выглянул в окно. Внизу медленно проплывали кварталы проспекта Уиллшир. В окне одной из квартир на третьем этаже мужчина грозил пальцем женщине. О чем они спорили? О супружеской неверности? О политике? О «Медиуме»? О детях? О сексе? Скорее всего, о деньгах.
— Тогда почему все мы видели одно и то же?
— Не знаю, Пат. Скорее всего, потому, что были готовы увидеть некую аморфную массу, нечто из эктоплазмы, которое примет под конец определенную форму. Кино, телевидение, прочитанные книги подготовили нас к этому, даже если мы и не верим ни в какие привидения.
— Не думаю, чтобы это было плодом воображения. Но и уверена, что оно не было моим отцом, — сказала она. — Слишком злое. А папа был добрым. Слабым, но добрым.
— Понимаешь, — медленно произнес Гордон, — это могло быть подлинным, реальным феноменом. Вполне может быть. Но совсем не обязательно, чтобы оно было тем, что принято называть духом или призраком. Возможно, оно не имеет ничего общего со вселенной эмсов. Существуют сотни, тысячи, бесконечное число миров, занимающих то же пространство, что и наш. И, может быть, мы можем проникнуть к ним, а они к нам — при определенных обстоятельствах. Если это так, то мы могли бы вызывать — я ненавижу это слово из-за ассоциаций с колдовством — кое-что из этих миров. В любом случае, я не намерен больше посещать миссис Уэбстер. Или какого-либо другого медиума.
— Я тоже, — призналась Патриция.
— Приближаемся к Ла Сиенеге, — сообщил он, глядя на вспыхнувшее табло в конце вагона. — Предлагаю выйти и пешком прогуляться до гостиницы. Хватит напрягать мозги, пора переориентировать кровообращение на ноги. Тем более, что физические упражнения часто помогают мозгу обрести должную активность.
— Философ ты мой дорогой, — впервые за день улыбнулась она.
— Для философа довольно грубовато, — ответил он, но думал совсем о другом.
Он думал о «Медиуме». Теперь ему пришлось воочию убедиться в существовании этого аппарата, в то время как прежде ни газеты, ни телевидение не могли развеять его сомнений. Да, «Медиум» существует. Но ничего такого, что подтверждало бы слова Патриции о том, что Вестерн убил дядю Руфтона и завладел его изобретением, ему не удалось раскопать. В конце концов, даже если бы он доказал виновность Вестерна, суть проблемы не изменилась бы. Потому что Патриция, вступив во владение «Медиумом», отнюдь не прекратит его использование. Даже в том случае, если бы она стремилась к этому, ей бы не позволили. Широкая общественность не позволила бы. К тому же желания такого в ней до сих пор не наблюдалось.
Тем не мене, он обещал ей заняться этим делом на предмет выяснения истины. Ну да ладно, истина подождет. Пока «Медиум» будет восстанавливаться, можно заняться разрешением некоторых других, возникших по ходу дела, проблем.
— Я собираюсь как можно быстрее попасть в Биг-Сур-Центр, — поделился Карфакс с Патрицией своими планами на ближайшее будущее. — Буду только рад, если ты решишь присоединиться. Только учти — я буду очень занят. Тебе придется найти что-нибудь... я не имею в виду кого-нибудь, упаси боже... чтобы развлекаться в мое отсутствие.
— Я, пожалуй, останусь здесь, — решила Патриция. — Попробую подыскать себе какое-нибудь жилье, в таком месте, где Вестерну будет трудно меня найти. Как долго ты собираешься отсутствовать?
— Не менее четырех дней, — ответил он.
Нет, вряд ли Вестерн станет сейчас ею заниматься. Особенно теперь, когда ее собственный отец опроверг ее подозрения. Или, по привычке поправил себя Карфакс, не отец, а то существо, которое выдает себя за него. Но подлинная его сущность на практике значения все равно не имела.
Он уложил вещи и поцеловал Патрицию на прощание. А шестью часами позже уже зарегистрировался в мотеле рядом с университетским городком. Звонить по телефону и договариваться о встречах на завтрашний день было уже поздно. Чтобы убить время, у него было три книги: сборник научно-фантастических рассказов Лео Тинкраудора, описание недавнего перевода языка этрусков и снабженная комментариями «Одиссея». Поскольку в основу второй книги было положено интервью лингвиста, взятое у этруска второго века до н.э., он решил остановиться именно на ней. Автором книги был профессор Арчамбауд, преподаватель из Беркли, который являлся старым приятелем Вестерна. Именно этим объяснялся его бесплатный доступ к «Медиуму».