Пользуясь великолепной погодой, царящей в Лукоморье, Муми-тролль и Муми-папа вышли из Муми-дома на прогулку. Перешли по мостику ручей, пересекли перелесок, и вот уже Муми-дол остался позади. Муми-папа шагал по петляющей среди высоких сосен песчаной дороге, глубоко задумавшись о чём-то своём. Может быть — об очередной книге мемуаров. Муми-тролль совершал пробежки то вправо, то влево и, возвращаясь, каждый раз приносил какие-нибудь новости. То обнаружит дятла, долбящего дерево, то подосиновик найдёт, то ещё на что-нибудь обратит внимание. Дорога круто пошла вниз. Спустившись с горки, Муми-тролль убежал налево. Потом вернулся:
— Папа, там большая бочка!
— Где это — там? — отвлёкся от раздумий Муми-папа.
— Там, где два бесёнка играют в шахматы.
— Координаты не очень-то определённые. Уточни, где они играют.
— Пойдём покажу.
Муми-папа согласился. На это у него были столь серьёзные основания, что мемуары могли и подождать. Уже несколько дней Муми-мама время от времени заводила разговоры о квашеной капусте. Ведь осень, самая пора ею заняться. К тому же госпожа Филифьонка подсказала очень милый рецепт: капуста приготовится меньше чем за сутки! Какой пир можно будет устроить с варёной картошкой!
Услышав капустную арию в двенадцатый раз, Муми-папа спросил:
— За чем же дело стало?
— Наконец-то поинтересовался! — воскликнула Муми-мама. — За бочкой! Нет у нас подходящей.
Муми-папа пообещал решить эту проблему, да всё не знал, с какой стороны за неё взяться. И вот бочка сама идёт в руки!
— Смотри! — сказал Муми-тролль.
Заросшее ряской озерцо. Только в одном месте у самого берега — чистая-чистая вода, совсем прозрачная. На берегу, среди низкорослого кустарника, — пни от вырубленного леса. На двух маленьких пеньках сидят друг напротив друга два бесёнка. На большом пне между ними разложена раскладная доска с чёрно-белыми клетками. Бесенята играют в шахматы. До того увлеклись, что ничего вокруг не видят и не слышат, только хвостиками возбуждённо подёргивают, рожками вертят, да от комаров отбиваются. Похожи друг на друга как две капли воды, только один — белый-белый, без единого пятнышка, а другой — чёрный, как воронье крыло.
— Похожу-ка я так, — говорит белый бесёнок.
— А я — так. Шах! — отвечает чёрный.
Чуть в сторонке от шахматистов — большая бочка. Вполне подходящая, подумал Муми-папа. Размер впечатляющий, с виду совсем как новая, опоясанная тремя металлическими обручами.
— Я — конём, — сказал белый бесёнок.
— А я — слоном, — тут же откликнулся чёрный и, сделав ход, прихлопнул на лбу комара.
Оба глубоко задумались. Наступила тишина. Её прервал Муми-папа, спросив:
— Не подскажете ли, чья это бочка?
— Ничья, — вздохнул первый бесёнок, неотрывно глядя на доску.
— Точно, ничья, — подтвердил второй, и они принялись расставлять фигуры заново.
— Вот и отлично! — обрадовался Муми-папа. — Раз ничья, то может быть нашей! — подошёл к бочке, внимательно осмотрел её со всех сторон. Вроде бы никаких изъянов нет. Попробовал повалить на бок — никак, слишком большая. Муми-тролль присоединился к отцу, но и вместе они не добились успеха.
— Беги в Муми-дол, — дал указание Муми-папа, — приведи на помощь Снусмумрика, Сниффа и Снорка. Вместе мы наверняка справимся. Будет маме подарок, а нам — квашеная капуста.
Муми-тролль вприпрыжку припустил домой, а Муми-папа подошёл к хвостатым шахматистам поближе и стал следить за их баталией. Но, сам записной игрок, не смог удержаться от полезных советов:
— Не лучше ли перевести белого ферзя на f5?
— Не лучше ли не давать подсказок? — даже не повернув рогатой головы, отмахнулся белый бесёнок и прихлопнул очередного комарика.
Муми-папа, обиженно засопев, умолк и стал, поджидая сына с подмогой, опять размышлять о мемуарах. Игра продолжалась в полной тишине. Наконец чёрный бесёнок, осмотрев позицию на доске, спросил белого:
— Ничья?
— Опять ничья, — согласился соперник. — Хватит, наигрались. Айда домой!
Оба бросились к озерцу и, разбрасывая брызги, скрылись под водой.
Глава пятая
БАБА ЯГА В ШКОЛЕ
Тем временем Баба Яга, очутившись в классе, нервно оглядывалась по сторонам. Ни тебе журчащего ручейка, ни деревьев. Только на подоконнике какой-то чахлый цветок печалится в горшке. Вокруг всё неведомое, чужое…
Нет, не всё! Над черной доской (и придёт же в голову такую мрачную штуку в комнате держать!) знакомое лицо на портрете: маленькие близко посаженные глаза, губы поджаты в ниточку… Ба, да это же средняя голова! Выходит, и в Алёшином краю знают Змея Горыныча! Приятно, конечно, — только почему ж они среднюю выбрали?