А впрочем…
Наталья Михайловна включает плиту, вытаскивает из нижнего шкафа турку для кофе, отмеряет из пачки две ложки коричневой ароматной пыльцы.
Делаю, что могу.
Глава 11. Катя
Катя осторожно выбирается из своего сомнительного укрытия. С отвращением смотрит на прицепившиеся к кофте высохшие репьи. Ужасно раздражает глухой треск, который приходится слушать, бесконечно отлепляя их от одежды. К тому же колючки царапают пальцы. Катя чертыхается, в ответ с соседнего участка тут же раздается глухое рычание. Будь прокляты эти дурацкие псы.
Напугали.
Сегодняшнее утро – настоящий шпионский детектив. Проснуться затемно, прокрасться во двор, затаиться за забором – успеть все это до Женькиного пробуждения. А затем, не дыша, наблюдать, как девочка уверенно выскальзывает за калитку, быстрым шагом устремляется в сторону дальнего луга.
Слежка за собственной дочерью.
Не стыдно. Нет.
Сама Женька ей ничего не расскажет. Хотя бы потому, что последнее время вообще ни о чем не разговаривает в присутствии мамы. Наверняка обиделась. Не простила переезд. Переходный возраст крайними в любых ситуациях делает родителей. Самое примечательное во всей это истории то, что с Натальей Михайловной, истинной зачинщицей всех жилищных перемен, дочурка каждый вечер премило болтает на кухне. Упрямо замолкает, стоит лишь Кате появиться на пороге.
Ладно.
Если она хочет разобраться, куда уже третью неделю по утрам тайно сбегает ее дочь, надо поторопиться – тоненькая фигурка девочки маячит в самом конце поселковой дороги.
Ускоряя шаг, Катя с невольным удовольствием вдыхает рассветную прохладу. Как все-таки странно пахнет в Лисичкино. Суматошное смешение аромата осенних трав, терпкости хвои и незнакомого едкого запаха животных. Из-за этой насыщенности воздух становится более плотным, превращается из абстракции в реальную материю, ощутимо поглощаемую ее ноздрями.
В голове крутится слово «нектар». Опять она пытается играть в чужую игру жонглирования существительными. Катя грустно усмехается: неисправима ты, детка. Губы саднит, Катя отвыкла улыбаться.
Женька скрывается за поворотом; впрочем, волноваться не стоит. Насколько Катя помнит со дня приезда, там заросшая полынью равнина, вплоть до самой реки у подножья холма. Куда бы девочка ни спешила, в просторах луга она не затеряется.
Катя набирает полную грудь воздуха и порывисто выдыхает, смущая утреннюю тишину. Физическое удовольствие. Вот что Кате дарит эта вынужденная торопливая прогулка. Давно надо было вырваться из тюрьмы их участка, размять ноги размашистым шагом, почувствовать жизнь в легких, убедиться, что сердце все еще исправно гоняет кровь по венам. Убежать от бесконечных попыток победить деревенское хозяйство. От дров, колодца, сломанного забора, неподъемных ведер, протекающей крыши. От всегда правой свекрови, не умеющей скрывать сочувствие. От бесконечного злобного собачьего лая из-за забора. От инсульта Кости.
От Кости.
Сегодня ночью, когда Катя, привычно перемолотая дневными делами, без сил свалилась в кровать, муж, не просыпаясь, неловко повернулся, забросил тяжелую руку, привалил к ее бедрам холод безвольных ног. Замычал сквозь сон.
Да-да. Ты не могла ошибиться. Это была эрекция. Твой любимый Костя парализован ниже пояса, забыл почти все человеческие слова, и по ночам у него эрекция.
Что, филолог-самозванец? Понятие «невыносимо» открылось для тебя с новой стороны?
Или ты пока еще не разобралась с коннотацией слова «любовь»?
Добравшись до поворота на луг, Катя переводит дыхание, крутит головой, торопясь вновь заметить дочь. С удивлением вглядывается в крохотные фигурки людей, медленно взбирающихся на далекий Лисий холм. Восемь человек. Если зрение ее не обманывает, старухи: платки на головах, широченные юбки, что-то вроде мешков на согнутых спинах. Опираются на палки или костыли. Совершенно необъяснимое зрелище. Зачем пожилым женщинам лезть на холм, на склонах которого ничего, кроме травы, не растет? Восемь! Получается, Лисичкино – гораздо более населенный поселок, чем предполагает Наталья Михайловна.
И в ту же секунду все мысли вылетают из Катиной головы, потому что она, наконец, видит Женьку. Раскинув руки в стороны, задрав к небу переполненное счастьем лицо, девочка плывет над серо-желтой травой – крошечная тростинка на спине огромной белой лошади.
Завороженно любуюсь дочерью.