— Фертиг? — не веря глазам, изумляется он. — Гут![53]
Андрей поднимает на него полные заледеневших слез, безмолвного страдания и тайной мольбы запавшие глаза в надежде, что тот сжалится, наконец, и разрешит ему одеться.
— Ведь ты же человек, хотя и немец, — говорит его взгляд, — есть же в тебе хоть капля жалости и сострадания!
Но напрасны его надежды.
— Вег! Штайн вегшаффен![54] — неожиданно находит ему новое занятие унтер.
Сочтя услышанное за некую шутку, с недоверчивым испугом смотрит на него Андрей, но Черный отнюдь не склонен шутить.
— Штайн вег, менш![55] — с раздражением повторяет он приказание.
Все трое — Черный, Глухой и Шумаха — обступают Андрея, сторожа каждое его движение. Полуголым на морозе нельзя медлить ни минуты. Андрей делает какое-то хитроумное сооружение из камней, подтаскивает внушительный бом и, подведя его под камень, тяжестью своего тщедушного тела пытается вывернуть валун из гнезда. Однако камень даже не думает поддаваться. В растерянности останавливается над ним Осокин, затравленно озираясь по сторонам. Никакие нервы при виде этого не в состоянии выдержать. Не владея больше собой, мы бросаемся на помощь товарищу, но встреченные прикладами, невольно отступаем и молча продолжаем наблюдать за тщетными усилиями Андрея и глумящимися над ним немцами. Видимо, обеспокоенный нашим непредвиденным вмешательством, Черный, надрываясь от крика, вопит что-то в сторону команд в низине. Оттуда отделяются несколько конвоиров и поспешно бегут к нам. Окруженные усиленным конвоем, мы догадываемся, что он был вызван с явной целью воспрепятствовать нам прийти на помощь обреченному и из опасения открытого неповиновения. Угадав наши намерения, Андрей находит в себе силы предупредить назревающее несчастье.
— Сумасшедшие!.. — хрипит он. — Не вздумайте еще что выкинуть! Очень прошу вас! Меня вы все равно уже не спасете, а себя сгубите!
В его голосе звучит такая безнадежность и прорываются такие нотки смертной тоски, что у нас не остается никакого сомнения в том, что трагедия на выемке близится к концу. Окруженный немцами Андрей некоторое время еще пытается стронуть валун с места, но, убедившись в тщетности своих усилий, решительно отбрасывает бом и выпрямляется.
— Штайн вег![56] — орет на него Черный, добиваясь беспрекословного выполнения своего приказа, однако Андрей на этот раз и не собирается повиноваться, продолжая оставаться недвижимым и коченея на морозе.
— Да двигайся же, черт! — едва не рыдая, умоляет его Полковник. — Сгубишь же себя на такой стуже! Шевелись, тебе говорят!
— Все одно — конец! — надорванным голосом бросает в нашу сторону мученик. — Сил моих больше нет, так что прощайте, товарищи! Не забывайте, о чем говорил. Я не дожил, может, из вас кто дотянет до освобождения и расскажет людям обо всем и всех нас, а заодно и обо мне тоже.
Крик Черного заглушает его последние слова.
— Иван! — вопит унтер, подзывая Козьму. — Ду гут арбайтен. Штайн вег![57]
Некоторое время Жилин мнется. Не менее нас потрясенный происходящим, он теперь полон растерянности и страха — и перед немцами, и перед нами. Заметив его колебания, унтер раздражается.
— Штайн вег, Иван! — теряя терпение, требует он.
Приверженность немцам в конечном итоге берет в Жилине верх. Схватив бом, он ловко подводит его под камень и, повиснув на нем всей тяжестью своего грузного тела, страгивает валун с места.
— Гут, Иван, гут! — вопят в восторге конвоиры и сами бросаются помогать Козьме. С их помощью через несколько минут огромный валун оказывается на бровке.
«Доказав» с помощью Жилина, что работа, порученная Андрею, вполне выполнима, немцы забывают о Козьме и бросаются к Осокину. Наделенный немалой силой Глухой наносит ему убийственный удар прикладом. Свалив его наземь, они старательно топчут Андрея ногами.
— Насмерть забивают гады! — скрипит зубами Полковник. — Пропал Доходяга!
Забыв обо всем на свете и не сдерживая слез, мы беспомощно толчемся на месте, наблюдая за избиением товарища. Неожиданно Черный останавливает расходившихся конвоиров. Он делает им знак рукой, и они отшатываются от потерявшего сознание Андрея. Выпачканный кровью, он лежит некоторое время в беспамятстве, потом открывает глубоко запавшие измученные глаза и начинает шевелиться. Тяжкий стон вырывается у него из груди. Спустя несколько минут, с непостижимым в его состоянии упорством, он перевертывается, становится на четвереньки и делает попытку встать на ноги, что ему с огромным трудом удается. Опираясь на руки, он выпрямляется, шатаясь от усилий. Этого достаточно, чтобы демон, задремавший было в Черном, вновь в нем проснулся.