— Вот вам и экстра! — не отказывается зацепить нас Павло. — А все недовольны! Мяса на нас не жалеют «благодетели», а мы, что ерши, только на пакость и способны. И впрямь — неблагодарные свиньи!
Немцы крайне озадачены всем случившимся. Кроме неприятностей, ждать им больше нечего. В глубоком унынии возвращались они в лагерь, охваченные общей растерянностью. Открытие дороги не удалось, и намеченные торжества не состоялись.
— Открыли, называется! — злорадствует Полковник. — Поезда пустить теперь не скоро отважатся. Кой-кому и влетит еще по первое число. Каждый день теперь нам и войскам нашим на руку.
Предсказания Полковника не преминули сбыться. Начались расследования и проверки лиц, обвиняемых в безответственности и халатности, многие из которых стали бесследно исчезать. Исчез вместе с ними и старший мастер берлинец, усатый Таракан, виновный в гибели многих из нас. Мы же благодарили судьбу за то, что фашисты не разгадали истинную причину аварии и не установили ее подлинных виновников. Немало бы нас поплатилось за это головой! А дорога? Прием и открытие ее неоднократно откладывались на неопределенный срок — одним словом, до того дня, пока не будут устранены все неполадки.
Вести с фронта
С каждым днем все растут и ширятся слухи о крупных поражениях немцев и серьезных успехах союзников. Никто не знает, откуда эти слухи берутся. Немцы стараются утаить правду от нас, но она неуловимо минует посты, переползает через проволоку, просачивается через все заслоны и в конечном итоге достигает наших палаток. Интерес к новостям (даже на уровне слухов) у нас огромный. Они скрашивают однообразие наших дней, дают пищу для всевозможных толков, придают нам сил и вселяют в нас надежду на близкое окончание войны.
— Долго фашистам не продержаться, — с уверенностью заверяет Полковник. — Поражение их неизбежно. Вот-вот кончится война! Авось еще и нам удастся дожить до мира.
Жизнь для нас снова приобретает свой смысл и значение, и сколь ни скудны получаемые нами сведения, они становятся для нас столь же необходимыми, как выдаваемый нам паек, как вода, как воздух, наконец, на который немцы еще не додумались установить нормы. В погоне за новостями мы начинаем охотиться за каждым неосторожно оброненным немцами словом, внимательно следим за их поведением, подбираем каждый клочок газеты. Ежедневное обсуждение всего собранного за день входит у нас в привычку. Едва вернувшись с работы, мы тотчас же, даже не дожидаясь раздачи пищи, начинаем делиться добытыми новостями.
— У кого какие параши? — напоминает кто-либо из заядлых «политиков», и сразу же начинает сыпаться поток самых разноречивых и подчас сомнительных слухов. Когда исчерпывается запас всего собранного на работе, мы в поисках истины приступаем к обсуждению добытых сведений. И снова — надежды, надежды без конца.
Одной из первых дошла до нас потрясшая всех весть о разгроме ударной немецкой группировки под Сталинградом. Переполох, охвативший тогда гитлеровцев, не остался нами незамеченным и даже весьма основательно отозвался на наших собственных ребрах. Клочки собранных тогда нами немецких газет, в которых фашисты тщетно пытались рассеять и ослабить впечатление, произведенное случившейся катастрофой, и увенчать ореолом непобедимости и беззаветным самопожертвованием свои незадачливые отборные войска, никого не могли ввести в заблуждение относительно истинного положения вещей. Они беззастенчиво спекулировали сомнительной радиограммой, якобы переданной Паулюсом, что его группировка не сложила оружия и осталась верной фюреру до конца, продолжая держаться до последнего солдата. Мы мало верили подобным сообщениям и делали свои собственные выводы.
— Сломали фашисты зубы о Сталинград! — торжествовал тогда Осокин. — Это им не Париж, маршировать по улицам без боя. Побегут теперь вспять без оглядки, только пятки засверкают. А что погибли все до одного, так на эту удочку теперь и ребятишек не поймаешь. Посдавались — только и всего!
Не верили мы после этого и в планомерные выравнивания немцами линии фронта, которыми они безуспешно пытались прикрыть свои, ставшие нередкими, отступления.
— Хе! Знаем мы эти «выравнивания»! Шуганули их от матушки-Волги, так теперь и портки не успевают застегивать, — не без бахвальства заключает обычно немногословный Папа Римский, коренной волгарь.