Ни для кого не является тайной, что во всех случаях, когда обстоятельства не благоприятствуют им, немцы, не задумываясь, уничтожают пленных целыми лагерями. До нас неоднократно доходили слухи о зверских ночных расправах гитлеровцев над безоружными и бесправными узниками лагерей. Опасение, что это может случиться и с нами перед самым освобождением, не дает нам покоя.
— Скоро окончится война, и так заманчиво близок мир. Дотянем ли мы до него? Вот-вот придет желанное освобождение и распахнутся ворота дьявольских лагерей. Не опоздает ли оно, застанет ли нас в живых и будет ли уже нам нужно? — постоянно размышляем мы. — За эти беспросветные годы так много выстрадано и пережито. Дождаться конца войны, почти дожить до мира, и все лишь для того, чтобы в самый последний момент лишиться жизни. Нелепо и до боли обидно!
И как бы в подтверждение наших опасений, немцы вдруг ни с того ни с сего затеяли, неизвестно для какой цели, рытье нашими руками огромного котлована в низинке за баней, вызвавшее невольные подозрения об его истинном назначении.
— Для себя роем — не иначе! — принялись предрекать некоторые, и их предположения были не лишены основания, становилось ясным, что мы несомненно стоим на пороге между жизнью и смертью.
Эвакуация
Эхо событий докатилось наконец и до нас, и все произошло даже куда скорей, чем мы того ожидали. Не успела ночь опуститься на лагерь, едва зажглись первые робкие звезды и сон только овладел нами, как длинный знакомый свист внезапно поднял всех на ноги.
— Подъем! Подъем! Выходи строиться! — демонами заметались по лагерю полицаи, поднимая палатки.
Молниеносно выветриваются остатки сна.
— Неспроста ночью подняли, — ползет зловещий панический шепот. — Выстроят вот сейчас на плацу и положат всех из автоматов. Порешить нас в груде — им раз плюнуть, за минуту управятся.
— А что, очень даже просто, — вторит ему другой. — Ямку-то за баней не зря копали, места в ней, кажись, всем хватит, еще останется.
Теперь, когда столь близок час мира и освобождения, подобный нелепый конец представлялся всем поистине жестокой и злой насмешкой, бессмысленной и дикой, как и все пережитое за эти чудовищные годы. Но кошмарные слухи о жутких массовых расправах злобствующих гитлеровцев над беззащитными пленными все чаще и чаще напоминают нам об ожидающей нас неизбежной участи, не оставляя на этот счет никаких сомнений. Готовую вот-вот вспыхнуть панику безуспешно пытается притушить рассудительный Полковник.
— Да заткнитесь вы там, кликуши! — решительно обрывает он невидимых паникеров и, уже обращаясь ко всем, увещевает: — Спокойно, мужики, без паники! Мало ли какая еще блажь фрицам в голову ударила, не впервой уж, кажется, и пора бы уже нам привыкнуть к этому. Может, ничего страшного-то и нет, а мы паникуем. Ну, подумайте сами: зачем бы это им понадобилось подымать весь лагерь, могли бы ведь и в палатках нас прикончить? Это даже еще и проще для них, молчком-то, сонных. Образумьтесь же и возьмите себя в руки!
На этот раз Полковника мало кто слушается. В размышлениях о том, что предпринять на случай кровавой расправы, мечется в темноте весь лагерь. Одна за другой пустеют палатки. Люди украдкой покидают их и, пользуясь темнотой, расползаются по всему лагерю. Некоторые по наивности залезают под нары. Тяга к жизни, несмотря на все пережитые смертные муки, на этот раз берет верх над придвинувшейся вплотную смертью.
— Глупые, — решаю я, — не так-то уж трудно вас тут обнаружить. Как ни хитри — от смерти не спрячешься. Куда ни хоронись — за проволоку хода нет, а в лагере смерть вас повсюду найдет.
По шороху и прерывистому дыханию в темноте я догадываюсь, что не один в палатке.
— Чего не выходите, али плетей ждете? — спрашиваю я, пытаясь опознать присутствующих.
— Торопиться-то, кажется, ни к чему, а к плетям уже попривыкли, — слышится из темноты глуховатый голос Полковника. — Сам-то вот тоже отсиживаешься.
— Есть еще кто с тобой?
— Да, кажись, Колдун здесь, Папа Римский, Павло вот не слышно будто. Сидим да решаем, что делать? А ну как и в самом деле что неладное гады замыслили? Они ведь, как известно, на все способны.
— Да, подумать-то есть о чем!
В замешательстве мы не спешим выходить наружу: там ли, здесь ли — конец один. Так не все ль равно, где смерть встретить?
А ночь окончательно овладела лагерем. В небесах над головой пылают мириады необычно ярких сегодня звезд. Из-под пригорка слышится привычный неумолчный говорок безымянного ручья.