— Кое-кому все ж несладко придется, — замечает мой напарник. — Поздновато хватились. Не только кочек — травинки и той в болоте не осталось.
Распаковав свои клади, мы аккуратно застилаем свой еще необжитый островок навязанными нам одеялами и обмундированием, укрепляем его с боков инструментом и, сочтя, наконец, все приготовления законченными, решительно лезем на свое зыбкое сооружение, готовое все-таки вот-вот раздаться и расползтись под нами.
— Ну, вот и опочивальня готова! Боялся, где спать будем, — напоминает шахтер. — Еще как переспим-то! И нет, говорят, худа без добра. И инструмент пришелся кстати, и тряпье сгодилось. Даже вот и укрыться чем осталось.
Измученные переходом, мы спешим устроиться на отдых и, не обращая внимания на происходящее вокруг, накрывшись с головой, стихаем. Некоторое время я лежу молча, наслаждаясь теплом и покоем, пока мрачная действительность снова властно не напоминает о себе. Будущее вновь предстает передо мной во всем своем диком, ничего хорошего не сулящем обличье и ввергает в безысходное отчаяние.
— Неспроста притих что-тась. Знать, опять себя изводишь? — угадывает мое состояние дядя Вася. — Не иначе как черви завелись в мозгах.
— Заведутся тут, — горестно вздыхаю я в отчаянии. — Ведь и в самом деле — не живем, а мучаемся только! Последней кляче и той живется лучше. Пользы от нас никому ни на грош, и ни людям мы, ни самим себе не нужны, а все цепляемся за свою драгоценную жизнь.
— Ну, опять за рыбу — деньги! Экий ведь поганый характер! Только упусти из виду, как снова за свое! Так и знал, что «мировые проблемы» решаешь! Да только попусту это, о непутевом все думаешь. Жить так и так придется: не руки же на себя накладывать. Такое ли перетерпели, и это обязаны пережить. И о пользе вот, это ты тоже зря. Осокин вот и в плену, а нашел и сделал дело. Не попрекнешь, что без пользы прожил. Сам духом не падал и другим не давал. Да и научил нас немалому. Благодаря ему и мы спустя рукава не сидели и тоже кое-что за это время сделали. Железку-то забыл, как строили? Дохлые были, а можно бы и поживей. У нас такую-то за несколько бы месяцев проложили, а немцам вот ни плети, ни автоматы не помогли. Почитай два года над ней бились, да так по сути и не сдали. Кое-чего и это стоит. Заслуга в этом и наша есть. Так что давай не будем прибедняться. Ежли не сбежим да живы останемся, так мы еще кое-что натворим назло вражине. Пользу-то приносить своим никогда и нигде не поздно. Немцы теперь нас снова куда-нибудь на строительство дорог, а то и укреплений пихнут, так вот надо и там не сплоховать и еще не одну свинью им подложить, чего бы это нам ни стоило. Опыт теперь у нас есть и немалый — приобрели на железке. Вот и там станем действовать так же — «помогать Великой Германии». Думаю, что наш народ поймет и не осудит эту нашу хитроумную тактику. А доведется выжить и возвернуться домой, там тоже не без пользы доживать станем. После войны-то дел невпроворот будет — каждому найдется, чем заняться.
— Какая уж тут от больных да дохлых калек польза? Только обузой станем.
— А вот хотя бы рассказать всем о том, что видеть и пережить пришлось на чужбине. Не всяк об этом знает, а надо, чтоб все узнали. Народ за это спасибо скажет. Я вот все отца вспоминаю. В германскую сам в плену побывал старый. Горя тоже хлебнул вволю, а вот рассказать об этом даже сыну не сумел толком. Да и не всякий это сумеет. Для этого большой интерес да память хорошую иметь надо. Забываем мы все быстро, хорошее и плохое, а записывать в лагерях не станешь — не любят немцы русских грамотеев. Да и не до этого нам сейчас. Ни днем, ни ночью из головы кусок хлеба не идет. Только о нем одном и помышляем. А ты вот хоть и дохлый, в чем только еще душа держится, а вот совсем другой, не похож ни на одного из нас. Ко всему-то ты приглядываешься и до всего-то, как погляжу, тебе дело есть. Смотри, смотри, ничего не пропускай да запоминай получше — неспроста же ты этим занимаешься. Не каждому такое дано, а вот на тебя надежда у меня есть: памятливый ты на все да и грамотой, кажись, не обижен. Как-то у нас с Андреем о тебе разговор зашел, хвалил он тебя дюже.
— За что же это, интересно знать?
— Газеты, говорил, вот там всякие профашистские и белоэмигрантские нам порой подсовывают, не кто иной, как только он один так читать и умеет: всю истую правду между строк выудит и все с головы снова на ноги поставит. А для этого ведь немалые знания и навыки надо иметь. Мало того, так замечаю, что и верят ему все, тянутся даже к нему, как к некоему магниту, а ведь неспроста это. А главное, говорил, что многое видит и ничего-де не забывает. И видит он порой то, чего не видит никто из нас. Вот еле живой ведь, явный доходяга, как и я, и на краю могилы, можно сказать, стоит, а ведет и чувствует себя не как пленный, а как некий посторонний наблюдатель, и это в нашем-то дьявольском плену. Дивлюсь, говорил, даже, как это можно стоять уже почти одной ногой в могиле и представлять, что находишься как бы в некоем театре, глаз не отрывая от воображаемой сцены, за всем-то наблюдая, ничего не упуская из виду и даже вот еще и восхищаясь какими-то неведомыми всем нам красотами и жизни, и природы. И это в наших-то адских скотских условиях, когда, как говорится, не до жиру — быть бы живу.