– Там у них сотни девушек чистят шерсть. Жара внутри такая, что они по пояс оголяются. – Он подмигнул мне, а я из вежливости изобразил сальный взгляд.
В гавани, скромно продвигаясь к своему причалу посреди больших судов, «Кориолан» как будто снова измельчал. Капитан Добсон громко приветствовал другие команды, и те отвечали ему. Казалось, его везде рады видеть.
Наконец мы причалили, но палуба оказалась настолько ниже линии пирса, что трап спускался к нам почти отвесно. Офицер полиции, пришедший проверить мои документы, даже помедлил, не решаясь по нему сходить. Капитан Добсон насмешливо покрикивал:
– Проваливай, Фриц! Проваливай!
Фрицами он называл и лоцмана, и капитанов встречных судов. Полицейский со смехом, но при этом крепко держась за перила, спустился к нам задом наперед.
Штампом в паспорте формальности и закончились. Я пожал руку стюарду (бедный неудачник взгрустнул), дал на чай Тедди и махнул на прощание капитану Добсону.
– Поцелуй от меня девочек! – крикнул он с мостика.
Полицейский любезно проводил меня до ворот дока и посадил на трамвай, который ехал прямиком к конторе мистера Ланкастера.
Здание выглядело впечатляюще. Оно было даже крупнее, чем я ожидал, а внутрь вели вращающиеся стеклянные двери. Тут работало с полдюжины девушек и вдвое больше мужчин. Юноша лет шестнадцати проводил меня в кабинет к мистеру Ланкастеру.
Я, разумеется, помнил, что он человек высокий, но при этом забыл насколько. Он был очень высоким и очень тощим. Во время рукопожатия, когда он сунул мне свою костлявую ручищу, я инстинктивно, повинуясь подсознательному импульсу, спутнику любой встречи, мысленно стал на долю миллиметра ниже и коренастее.
– Ну вот, кузен Александр, я и прибыл!
– Кристофер, – лениво ответил мистер Ланкастер низким голосом. Не воскликнул, а просто констатировал очевидное. Мол, приехал – и ладно, чему удивляться-то?
У него была по-женски маленькая голова, очень крупные уши, широкие мокрые усы и капризно изогнутые губы. Выглядел он уныло, холодно и подавленно. Конец его длинного красного носа влажно поблескивал. Мистер Ланкастер носил высокий накрахмаленный воротник и нелепые черные туфли. Нет, мне он определенно не нравился. Первое впечатление о нем полностью подтвердилось; к месту вспомнилось изречение одного из моих друзей, Хью Уэстона: «Все уродливые люди злы».
– Я освобожусь, – взглянув на часы, мистер Ланкастер произвел в уме быстрые, но сложные расчеты, – ровно через восемнадцать минут. – И вернулся за свой стол.
Я угрюмо сел на жесткий стул в углу. С ног до головы меня переполняло негодование. Я был жестоко разочарован. Но почему? Чего я ждал? Радушного приема, расспросов о том, как прошло плавание, и похвалы за то, что не блевал всю дорогу? В общем-то… да. Этого я и ждал. Дурачок, мог бы сразу понять, как меня встретят. Я на неделю оказался в плену у этого холодного старого болвана.
Мистер Ланкастер сделал какие-то записи. Потом, не поднимая глаз, взял со стола газету и швырнул ее мне. Это был выпуск лондонской «Таймс» трехдневной давности.
– Благодарю… сэр, – как можно ядовитей произнес я, тем самым объявив ему войну. Однако мистер Ланкастер никак не отреагировал.
Затем он принялся звонить по телефону. Говорил на английском, французском, немецком и испанском. Меняя языки, он, правда, не менял интонаций. Время от времени мистер Ланкастер переходил на крик, и до меня дошло, что он слушает самого себя, наслаждаясь звучанием собственного голоса. В нем было нечто от священника, немного от правительственного министра и ни капли от предпринимателя. Кому-то мистер Ланкастер отдавал указания, кого-то сдержанно хвалил. Его руки ни секунды не знали покоя, а малейшая проблема возбуждала и приводила в ярость.
Прошло полчаса, а он так и не освободился.
Внезапно мистер Ланкастер встал и произнес:
– Ну все!
И вышел прочь, как бы скомандовав следовать за ним.
Прочие сотрудники зрелого возраста уже покинули контору. Видимо, ушли на обед. Задержался только юноша. Мистер Ланкастер сказал ему что-то на немецком, но я разобрал лишь имя: Вальдемар. Когда парень уходил, я широко улыбнулся ему, словно пытаясь вовлечь в заговор против мистера Ланкастера, однако Вальдемар остался безучастен, ответив по-немецки сдержанным поклоном. Вот тебе новости! Подросток, а уже кланяется! Определенно, молодежь в этой конторе ходила по струнке. Или – о ужас! – Вальдемар зачислил меня в одну с мистером Ланкастером лигу и относился ко мне с тем же насмешливо-презрительным уважением? Нет, вряд ли. Вальдемар просто во всем копировал повадки мистера Ланкастера, приняв их за образец джентльменского поведения.