- Вы уверены, что это был Павлов? Не могли ошибиться?
Степан насторожился и пересел на стул рядом с голубоглазым: речь шла о механике из их мастерской, и он считал себя вправе участвовать в этом разговоре на равных.
Голубоглазый не то одобрительно, не то удивленно покрутил головой, а Алексей Алексеевич неопределенно хмыкнул, но ничего не сказал.
- Он это!.. - уверял Кузьма. - Переодетый только... Раза два я его там видел!
- Адрес точный помните?
- Екатерингофский, это помню... А дом...
- Не семь? - сверился с шифровкой Алексей Алексеевич.
- Вроде... - наморщил лоб Кузьма. - Я показать могу.
- Стрельцов, Стрельцов... - забарабанил по столу пальцами Алексей Алексеевич. - У нас как будто такой не проходил. Студент, говорите?
- Внепартийный социалист, - усмехнулся Зайченко.
- Да? - удивился Алексей Алексеевич. - Это что-то новое!
- Кажется, он уже нашел свою партию, - четко выговаривая слова, сказал голубоглазый.
- Вот что, товарищ Лацис! - поднялся из-за стола Алексей Алексеевич. - Оформляйте ордер на обыск и задержание, берите людей и езжайте по этому адресу. Захватите товарища, на всякий случай... Вас, кажется, Кузьмой зовут?
- Да... - кивнул Кузьма и встал.
- Дом он вам укажет, но думаю, что адрес совпадет с указанным в шифровке. Все ясно?
- Ясно, - кивнул Лацис. - Кроме одного: где взять людей? Вы же знаете...
- Да... - задумался Алексей Алексеевич и обернулся к Зайченко. Хотим подчистить сегодня все концы. С людьми - зарез! Выручай, Ваня...
- Комсу возьмите. - Зайченко глазами указал на Степана. - Целую роту могу дать!
- И все такие же? - Алексей Алексеевич смешно согнул голову и посмотрел на Степана поверх очков.
- Что ты! - засмеялся Зайченко. - Где ты второго такого возьмешь? Днем с огнем не отыщешь!
- А мы в основном по ночам ищем, - весело сказал Лацис и опять подмигнул Степану. - Подойдет!
- На ваше усмотрение, - сухо сказал Алексей Алексеевич, но Степан заметил, что глаза у него смеются. - Действуйте!
Когда все вышли из комнаты, Алексей Алексеевич сложил бумаги в сейф, оставив на столе только листок с шифровкой, подвинул поближе лампу и долго протирал очки, откинувшись на спинку стула.
Нити заговора вели в штабы, где засели военспецы из белых офицеров. Поступили тревожные сообщения с фортов Кронштадта. А Юденич рвался к городу!..
VII
С наступлением осени холод гнал зажиточных владельцев квартир из одной комнаты в другую, пока они не обосновывались в самой маленькой, куда сносили все необходимые вещи и ставили "буржуйку". Круглая железная печка с изогнутой коленчатой трубой, выходящей в форточку, была спасением. За нее отдавали полмешка муки или лисью шубу, ублажали ее с трудом добытыми сосновыми чурками и коротали долгие осенние вечера у раскаленных от жара боков.
Стрельцов перебрался в кабинет, перетащив туда из других комнат все, что можно было сбыть на толкучке, а "буржуйку" топил преимущественно книгами из дядюшкиной библиотеки, кучей свалив их на диване. Спал он на дачной раскладушке среди стоящих на полу фарфоровых китайских ваз и составленного на рояле хрусталя.
Под раскладушкой стоял ящик с бутылками вина, а на круглом столике красного дерева лежала разодранная вобла и обломанная краюха хлеба. Стрельцов пил всю последнюю неделю, и пил один, чего раньше никогда не делал. Из дома ему было приказано не выходить и ждать прихода неизвестных ему людей, которых он должен впустить по паролю. Людей этих он заранее боялся, но протестовать не смел и целыми днями валялся на раскладушке или сидел у "буржуйки", потягивая вино. Он не брился, оброс неопрятной белесой щетиной и потерял счет времени. За окном уже стемнело, но лампу Стрельцов не зажигал, сидел, кутаясь в клетчатый плед, не глядя брал из кучи книг первую попавшуюся и кидал ее в открытую дверцу печки. Долго смотрел, как язычки пламени лижут страницы и они желтеют, сворачиваются и вспыхивают разом, чтобы тут же почернеть и рассыпаться. Потом тянулся за бутылкой, наливал коньяк в хрустальный фужер и плескал в рот так же безучастно, как кидал в печку книги. И так же ждал, когда разольется внутри блаженное тепло и бездумной и легкой станет голова. Ему казалось, что не пьянеет, хотя он давно уже разговаривал вслух сам с собой.
- Коньяк под воблу. Прелестно.
Стрельцов тяжело встал с раскладушки и поднял фужер.
- За поруганную мою мечту! Растоптали хрустальную коваными сапожищами. Мечтал российский интеллигент Петр Стрельцов быть апостолом юношества, а стал холуем. Так сему и быть!
Он крупными глотками выпил коньяк, опустился на раскладушку, поставил фужер на пол, отщипнул от краюхи и нехотя пожевал. Потом взял с дивана книгу, выдрал из коленкорового переплета, кинул в печку и сел, обхватив голову руками.
У входной двери зазвонил колокольчик. Стрельцов поднял голову и прислушался. В колокольчик зазвонили еще раз, сильнее.
- Кого это несет с парадного хода? - сам себя спросил Стрельцов, но с места не двинулся.
В дверь позвонили настойчивей.
- Черт бы вас побрал! - выругался Стрельцов и встал. Пошатываясь, вышел в коридор, постоял у двери и спросил:
- Кто?
- Это я, Петр Никодимович.
- Лена? - удивился Стрельцов.
Он долго шарил руками по двери, отыскивая засовы и цепочку, наконец это ему удалось и дверь открылась.
- Как у вас темно... - встала на пороге Лена.
- Это после солнца, - сказал Стрельцов.
- Какое солнце? - засмеялась Лена. - Уже вечер.
- Разве? - пробормотал Стрельцов. - Впрочем, это не имеет значения. Давайте руку!
- Я сама, - отстранилась Лена и медленно пошла по темному коридору.
- Осторожней! - предупредил Стрельцов. - Там у меня черт ногу сломит.
Он прошел вперед, загремел спичками, несколько раз выругался, но лампу зажечь все-таки сумел и теперь стоял посреди комнаты и держал ее в высоко поднятой руке.
- Да будет свет! - провозгласил он. - Прошу!
Лена вошла в комнату и с удивлением огляделась.
- Вы открываете антикварный магазин, Петр Никодимович?
- До этого еще не дошло! - с нервным смешком ответил Стрельцов. - В остальных комнатах мерзость и запустение. Не ровен час, нагрянет из Парижа мой драгоценный дядюшка и потребует отчета за свои финтифлюшки!