- Из Парижа? - удивилась Лена. - Его же арестуют!
- Кто?
- Чека.
Стрельцов засмеялся и сказал:
- Могу вас уверить, что, пока существует Чека, встреча двух любящих родственников невозможна!
- Значит?
- Значит, Чека не будет.
- Не понимаю, - наморщила лоб Лена.
- Я шучу, - спохватился Стрельцов. - А вам вообще не стоит думать о такой чепухе. Ведь у вас нет дяди в Париже?
- Нет.
- Ну и прелестно! Давайте лучше выпьем!..
- Не стоит, - покачала головой Лена. - Могу я говорить с вами серьезно?
- Не сегодня... - поморщился Стрельцов.
- Тогда я уйду, - пошла к дверям Лена.
- Нет! - бросился к ней Стрельцов. - Нет, нет!.. Не оставляйте меня одного!
- Что с вами? - всмотрелась в его лицо Лена. - Вы больны, Петр Никодимович?
- Так... Ерунда... - взял себя в руки Стрельцов. - Голова немного... О чем вы хотели говорить? Садитесь!
Стрельцов скинул с дивана часть книг, усадил Лену и встал напротив, обхватив плечи руками.
- Я вас слушаю.
- Боюсь, что вы мне не скажете правды... - покачала головой Лена.
- Почему же? - размашисто откинул со лба волосы Стрельцов.
- Так... - Лена помолчала и спросила: - Против кого и за что мы боремся, Петр Никодимович? С кем мы?
- Вы со мной! - ушел от ответа Стрельцов.
- Перестаньте! - поднялась с дивана Лена. - Неужели вы не понимаете, как это важно для всех нас?
- Ах, Леночка! - загрустил вдруг Стрельцов. - У вас так было развито чувство прекрасного и вдруг... К чему это все? Будьте выше.
- Мы хотим найти свое место в борьбе за новую жизнь, что может быть выше? - прижала руки к груди Лена. - А вы принимаете нас за слепых щенков, которым все равно, куда их ткнут носом! Или вы заблуждаетесь, или...
- Договаривайте, - деланно улыбнулся Стрельцов.
- Или делаете это умышленно. Тогда это подлость! - Лена в упор смотрела на Стрельцова. - Почему вы молчите?
- Любуюсь вами, - галантно поклонился Стрельцов. - Вам всегда нужно быть такой злой, Леночка!
Лена повернулась и пошла к дверям, но Стрельцов опередил ее и встал на пороге, широко раскинув руки.
- Не покидайте меня! - сказал он и покачнулся.
- Вы пьяны, Петр Никодимович?!.
Лена только сейчас увидела его воспаленные глаза, помятое лицо, дрожащие руки. Ей стало стыдно, что она не заметила этого раньше и говорила о том, что казалось ей самым важным, самым необходимым в жизни. Она смотрела на Стрельцова с отвращением, и он видел это, но не хотел понимать, или понимал, но ему уже все было безразлично.
- Что вы на меня так смотрите? - Стрельцов все еще стоял в дверях и обеими руками держался за притолоку. - Ну да, я пьян. Я не апостол Петр, черт возьми! Я обыкновенный грешник, как все смертные.
Он схватил Лену за руки и, то отпуская ее, то опять притягивая к себе, заговорил, заглядывая ей в глаза и пугаясь собственной откровенности:
- Да, да! Я могу быть мучеником великой идеи, могу пожертвовать собой ради долга, но это там, там, на глазах у всех! А мои грехи - мое сокровенное, и никому до них нет никакого дела. Я тоже имею право тосковать и пить вино, влюбляться, целовать красивых девушек. Таких, как вы, Лена!
Он обхватил ее за плечи, запрокинул голову и поцеловал в губы. Лена вырвалась и стояла перед ним бледная, с красными пятнами на щеках.
- Вы... Вы... - пыталась она что-то сказать, но губы у нее дрожали, в горле встал комок, который никак было не проглотить. Она вынула из кармана платок, с ожесточением оттерла губы, сунула платок обратно в карман, неумело размахнулась и ударила Стрельцова по щеке.
Постояла, закрыв лицо руками, и вышла из комнаты.
Стрельцов потер щеку, долго рассматривал свою ладонь, словно отыскивая на ней следы пощечины, потом пьяно продекламировал:
Печальный рыцарь, гордость всей Ламанчи,
Сражен рукой прекрасной Дульцинеи!..
Тряхнул головой и с тоской сказал:
- Чепуха какая, господи!..
Кинулся ничком на раскладушку и, потянув к себе плед, закрылся им с головой, будто прятался от кого-то...
Женька Горовский стоял на углу и смотрел, как мимо него, стуча сапогами по булыжной мостовой, проходит отряд вооруженных рабочих. Их вел усатый матрос, в бушлате, с деревянной коробкой маузера на длинном ремне.
Сегодня город казался Женьке особенно тревожным. Несколько раз его обгоняли грузовики, на бортах которых сидели люди с винтовками, а в кузове что-то тряслось и позвякивало. В одном Женька увидел наваленные кучей гранаты и пулемет, лежащий почему-то кверху колесами. Попадались ему и грузовики со штатскими, которых везли куда-то под охраной. Все это было непонятно и вызывало тревогу. И то, как сейчас мимо него прошли эти вооруженные рабочие, молча и торопливо, тоже было тревожным!
Женька сворачивал за угол, когда увидел идущую навстречу Лену. Она шла опустив голову, в руке у нее был зажат скомканный платок, которым она вытирала то глаза, то почему-то губы. Лена прошла бы мимо, если бы Женька не окликнул ее. Она остановилась, посмотрела на Женьку покрасневшими от слез глазами и отвернулась.
- Ты что? - забеспокоился Женька. - Плакала?
- С чего ты взял? - пожала плечами Лена.
- Глаза красные, - сказал Женька.
- Ветер... - Лена подняла воротник пальто. - Ты куда?
- К Стрельцову. А ты?
- Домой.
- Что-нибудь случилось? - робко спросил Женька.
- Ровным счетом ничего, - как-то слишком спокойно ответила Лена и двинулась дальше.
Женька догнал ее и пошел рядом, заглядывая ей в лицо, но Лена отворачивалась и еще выше подняла воротник, потом остановилась и сказала:
- Иди куда шел. Я дойду одна.
- Но почему? - заволновался Женька.
- Иди, Женя, - твердо сказала Лена и пошла вперед.
Женька растерянно смотрел ей вслед, пока она не скрылась за углом, и медленно пошел к дому Стрельцова.
Ночное дежурство в домовой охране начиналось позже, и парадное было открыто, но в подъезде уже стоял табурет и лежала толстая доска, которая служила засовом.
Женька поднялся на третий этаж и взялся за медную шишечку колокольчика, когда увидел, что дверь полуоткрыта. Он удивился и вошел. В коридоре было темно, только в распахнутых настежь дверях кабинета красновато светилась дверца печки. Женька ощупью прошел туда и вгляделся в полумрак.