- Так... - задумался Алексей Алексеевич и досадливо поморщился. Живьем бы надо...
Он нажал кнопку звонка на столе. В комнату вошел молодой сотрудник.
- Лацис вернулся?
- Только что приехал, Алексей Алексеевич, - ответил сотрудник.
- Пусть зайдет.
Сотрудник вышел, а Зайченко спросил:
- Думаешь, на ту сторону шел?
- Выходит, так... - ответил Алексей Алексеевич. - Явки эти у нас под наблюдением, но тут несколько новых адресов. Чрезвычайно важно. Спасибо!
- Мне-то за что? - улыбнулся Зайченко и поглядел на Степана. - Вон, орлы!
- Ты тоже не мокрая курица! - засмеялся Алексей Алексеевич и опять снял очки.
Степан заметил, что, когда он их снимает, лицо у него становится как у человека, который боится перейти дорогу и стесняется попросить помощи. А когда надевает, то сам кого угодно через любую дорогу переведет!
В комнату без стука вошел сотрудник и доложил:
- Лацис сейчас будет. К вам посетитель просится, Алексей Алексеевич.
- Кто? - Алексей Алексеевич надел очки.
- Парень какой-то... Говорит, важное дело.
- Узнал бы какое, - нахмурился Алексей Алексеевич. - Просил ведь...
- Спрашивал, не говорит, - пожал плечами сотрудник. - Начальника требует!
- Ну, раз требует, ничего не попишешь! - развел руками Алексей Алексеевич. - Давай его сюда. И сразу Лациса!
Зайченко поднялся со стула, но Алексей Алексеевич остановил его:
- Сиди, сиди... Какие от тебя секреты!
И посмотрел на Степана.
Степан неохотно направился к дверям и чуть не столкнулся с вошедшим в комнату Кузьмой.
- Гляди-ка! - открыл рот Степан. - Кузьма!.. Виниться пришел?
- Не в чем мне виниться, - угрюмо сказал Кузьма.
- Не в чем?! - Степан даже задохнулся. - А кого купили за рупь за двадцать? Кто у студента этого в шестерках бегал? Я, что ли?
- Потише, потише... - Алексей Алексеевич поморщился и заткнул ухо мизинцем.
Но Степан то ли не расслышал Алексея Алексеевича, то ли так поразила его наглость Кузьмы, что он закричал еще громче:
- Почуял, что жареным запахло, - и в кусты? Я не я и лошадь не моя? Ах ты, гад!..
- Остынь. - Алексей Алексеевич взял Степана за плечо и легонько подтолкнул к дверям.
Хватка у него оказалась такой, что Степан сунулся головой вперед и наверняка набил бы шишку на лбу, если бы на его пути не оказался светловолосый голубоглазый человек в аккуратной гимнастерке.
- Держись за воздух, - посоветовал он с заметным акцентом, подхватил Степана, переправил на скамейку у стены коридора и вошел в комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Степану стало до того стыдно, что он даже зажмурился. Так и сидел с закрытыми глазами. Опять базар затеял! Да где? В Чека! И ведь сколько раз зарекался! Книжку, что ли, какую достать про воспитание характера? Видел он одну на толкучке. С обложки два черных глаза глядят, а под ними надпись: "Самовнушение и воля". Пачку махорки просили. Дурак, не сменял! Сейчас бы зыркнул на Кузьму и внушил: "Признавайся!" Тот бух на колени: "Виноват!" А теперь темнит небось... Ничего, прижмут голубчика! Все выложит!
Степан прислушался, но не услышал ни грозного голоса Алексея Алексеевича, ни покаянных криков Кузьмы. Все было тихо и мирно. Степан огляделся и увидел, что сидит на скамье не один. Рядом подремывал дворник в фартуке с бляхой, а на самом краешке скамьи, выпрямив спину, сидела женщина в богатой шубке и шляпке с вуалью.
Дворник приоткрыл один глаз и спросил у Степана:
- Вызывать скоро будут?
- Куда? - не понял Степан.
- Свидетельствовать.
- Почем я знаю... - буркнул Степан.
- Или ты не свидетель? - Дворник открыл второй глаз и придвинулся поближе к Степану. - За что же тебя, голубок?
Степан вскочил со скамейки, раскрыл дверь комнаты и с порога сказал:
- Долго мне с этой шушерой сидеть? Пропуск давайте!
- Не мешай, - ткнул пальцем на узкий диванчик Алексей Алексеевич. - И закрой дверь!
Степан прикрыл дверь, присел на край неудобного диванчика и выпрямил спину, как та дамочка в коридоре.
Голубоглазый чекист поглядел на него и подмигнул. Алексей Алексеевич повернулся к Кузьме и спросил:
- Вы уверены, что это был Павлов? Не могли ошибиться?
Степан насторожился и пересел на стул рядом с голубоглазым: речь шла о механике из их мастерской, и он считал себя вправе участвовать в этом разговоре на равных.
Голубоглазый не то одобрительно, не то удивленно покрутил головой, а Алексей Алексеевич неопределенно хмыкнул, но ничего не сказал.
- Он это!.. - уверял Кузьма. - Переодетый только... Раза два я его там видел!
- Адрес точный помните?
- Екатерингофский, это помню... А дом...
- Не семь? - сверился с шифровкой Алексей Алексеевич.
- Вроде... - наморщил лоб Кузьма. - Я показать могу.
- Стрельцов, Стрельцов... - забарабанил по столу пальцами Алексей Алексеевич. - У нас как будто такой не проходил. Студент, говорите?
- Внепартийный социалист, - усмехнулся Зайченко.
- Да? - удивился Алексей Алексеевич. - Это что-то новое!
- Кажется, он уже нашел свою партию, - четко выговаривая слова, сказал голубоглазый.
- Вот что, товарищ Лацис! - поднялся из-за стола Алексей Алексеевич. - Оформляйте ордер на обыск и задержание, берите людей и езжайте по этому адресу. Захватите товарища, на всякий случай... Вас, кажется, Кузьмой зовут?
- Да... - кивнул Кузьма и встал.
- Дом он вам укажет, но думаю, что адрес совпадет с указанным в шифровке. Все ясно?
- Ясно, - кивнул Лацис. - Кроме одного: где взять людей? Вы же знаете...
- Да... - задумался Алексей Алексеевич и обернулся к Зайченко. Хотим подчистить сегодня все концы. С людьми - зарез! Выручай, Ваня...
- Комсу возьмите. - Зайченко глазами указал на Степана. - Целую роту могу дать!
- И все такие же? - Алексей Алексеевич смешно согнул голову и посмотрел на Степана поверх очков.
- Что ты! - засмеялся Зайченко. - Где ты второго такого возьмешь? Днем с огнем не отыщешь!
- А мы в основном по ночам ищем, - весело сказал Лацис и опять подмигнул Степану. - Подойдет!
- На ваше усмотрение, - сухо сказал Алексей Алексеевич, но Степан заметил, что глаза у него смеются. - Действуйте!
Когда все вышли из комнаты, Алексей Алексеевич сложил бумаги в сейф, оставив на столе только листок с шифровкой, подвинул поближе лампу и долго протирал очки, откинувшись на спинку стула.
Нити заговора вели в штабы, где засели военспецы из белых офицеров. Поступили тревожные сообщения с фортов Кронштадта. А Юденич рвался к городу!..
VII
С наступлением осени холод гнал зажиточных владельцев квартир из одной комнаты в другую, пока они не обосновывались в самой маленькой, куда сносили все необходимые вещи и ставили "буржуйку". Круглая железная печка с изогнутой коленчатой трубой, выходящей в форточку, была спасением. За нее отдавали полмешка муки или лисью шубу, ублажали ее с трудом добытыми сосновыми чурками и коротали долгие осенние вечера у раскаленных от жара боков.
Стрельцов перебрался в кабинет, перетащив туда из других комнат все, что можно было сбыть на толкучке, а "буржуйку" топил преимущественно книгами из дядюшкиной библиотеки, кучей свалив их на диване. Спал он на дачной раскладушке среди стоящих на полу фарфоровых китайских ваз и составленного на рояле хрусталя.
Под раскладушкой стоял ящик с бутылками вина, а на круглом столике красного дерева лежала разодранная вобла и обломанная краюха хлеба. Стрельцов пил всю последнюю неделю, и пил один, чего раньше никогда не делал. Из дома ему было приказано не выходить и ждать прихода неизвестных ему людей, которых он должен впустить по паролю. Людей этих он заранее боялся, но протестовать не смел и целыми днями валялся на раскладушке или сидел у "буржуйки", потягивая вино. Он не брился, оброс неопрятной белесой щетиной и потерял счет времени. За окном уже стемнело, но лампу Стрельцов не зажигал, сидел, кутаясь в клетчатый плед, не глядя брал из кучи книг первую попавшуюся и кидал ее в открытую дверцу печки. Долго смотрел, как язычки пламени лижут страницы и они желтеют, сворачиваются и вспыхивают разом, чтобы тут же почернеть и рассыпаться. Потом тянулся за бутылкой, наливал коньяк в хрустальный фужер и плескал в рот так же безучастно, как кидал в печку книги. И так же ждал, когда разольется внутри блаженное тепло и бездумной и легкой станет голова. Ему казалось, что не пьянеет, хотя он давно уже разговаривал вслух сам с собой.