ПИСЬМА, ПИСЬМА…
…Писать мне, знаешь, все труднее, порванная осколком рука хуже и хуже слушается. По моему детству в селе конек у нас был с затинкой, я его, когда пахать учился, вожжой влево или вправо подворачиваю, а он голову к земле и напрямик. Батька мой, который на гражданке в Туркмении воевал, говорил: «Это в него ишак влез, кнута ввали, изгонится». Так из руки ишака чем изгонишь? В баню ходил, на верхней полке веником до малиновой красноты прохлестывал — уперся, сидит. Стало быть, за почерк с меня спроса нет, может и больше развихляться.
Чего рассказать-то хочу? В прошлом году рядом с нашим домом новый возвели, народ разный понаехал, люднее намного стало. И познакомился я тут с одним инвалидным пенсионником, бывшим взводным Петром Семеновичем Грудцовым. Вышло два сапога пара — я со своей рукой жмусь, принянчиваю, он правую ногу подволакивает. Особенно к перемене погоды, мы ее вместе на чем свет поносим — жует нас, как теленок тряпку. И про жизнь, понятно, обмениваемся — кто в чем интерес находит.
Рассказывает — я, говорит, на старожительстве постоянное занятие имел, жалобы писал. В булочную хлеб завезут причерствелый, в подъезде лампочки побиты, во дворе ямка или мусор — люди ко мне, напиши, Петр Семенович. Время мое не купленное, уважал, хотя грамота у меня тоже подхрамывает, старательно излагал, в подробностях, до двенадцати страниц набегало. На местное начальство не надеялся, думаю, свои люди, замнут, на самую верхушку адресовал. И мне вежливо отвечали, и с наших окружающих начальников ответа требовали — ничего шло. А однажды сосед в подвыпитии пооткровенничал, этак-то прополоскал — мы, говорит, тебя, Петр Семенович, прости-извини, на поводочке водим, когда надо, велим голос подать, куси-куси! Вот про причерствелый хлеб писал, а тебе его и надо сколько, и причерствелый тебе, может, полезнее, у медицины про тебя разные соображения могут быть. Или опять лампочки в подъезде — их бугаи, наверное, специально побили, чтобы с девками тискаться удобнее, а ты сам-то и ходишь засветло, тебе этих лампочек хоть и сначала не будь. Самое большое удовольствие от жизни мы берем, которые в соку, значит, нам и налаживать все, не так, что ль? А тебя потому натравливаем, что ветеранство твое — козырь для нас… Вот какая с Петром Семеновичем неинтересная история приключилась. Поплакался он мне, спрашиваю:
— То на старожительстве. А тут что?
— Писанину еще там бросил. Тут в соседний двор хожу. У них стол, скамейки поставили, по предвечерью разная компания собирается, в «козла», в подкидного наяривают. Меня не берут, попробовали раза два и выбраковали, сказали — тугоумный, не соответствуешь. Я не обижаюсь, мне около них любопытно — тут и трепа, и прибреха разного, и анекдотов. Время-то и пройдет. Вечером на время к телевизору приклеюсь, потом и спать. Живу при старшем сыне, его дети разлетелись, осамостоятельнились. Он с женой днем на работе, вечером то в гостях, то в кино, то на собрании каком, на выходной то ли по грибы, то ли рыбалить укатится. Выходит — один я, сам по себе.
Я ему тут утешительное:
— Зато воли у нас много, вот что дорого. На работу идти не надо, ни за какие такие дела спросу нет — сам себе голова!
— Это верно, — говорит он, — воли столько, что хоть бы отполовинить кому. Для одного на что столько? Тебе, к примеру, не добавить?
Я посмеялся, сказал — тоже лишнее будет. А так пока ничего. Проживаю со своей половиной, Полиной Сергеевной, это ведь тоже о чем и посоветуешься, о чем дискуссию разведешь — занятие. Внучку трехлетнюю гулять вожу, когда выпадает, — у сына на соседней улице квартира. Телевидение тоже поглядываю, детективы там, про войну, футбол, сам в молодости гонял. А больше книги про сражения читаю, какие ни попались. Там, на передовой, что видел? Отсюда досюда, на полет пули. Теперь же через книги такое открывается — на все стороны света. И вроде в шкуре снайпера побываешь, и танкиста, и летчика, и партизана, и хотя бы самого Жукова или Рокоссовского. На войне каждый свое исполнял, тут же нынче глядишь — так оно воссоединяется. Никакому кино не вровень! Ему, Семену Петровичу, тоже советую — занятие какое-нибудь сыскать надо. Он же — свое:
— Где его возьму, занятие? Видел одного из наших, мормышки для рыболовов ляпает, торгует из-под полы. Физия у него свекольная, с легких денег запойствует. Мне-то зеленый не грозит, от природы непьющий, родители такую конструкцию устроили, что я спиртное в рот, а оно вон. Так и мастерства тоже нет.