— Ну, книги читай, как я. С ними так получается, что по второму разу живешь.
Так он говорит, что книги с детства читать охоты не было, теперь наживать поздно. Еще советую — в школах детишкам про войну рассказывай, тоже и в этом польза большая. Опять отнекивается: мол, у него мысли какая куда разбегаются и язык в словах вязнет. Говорю — ладно, спешить некуда, мне что-нибудь расскажи, вроде репетицию сделаем.
— А про что?
— Да что вспомнится.
— В Донбассе вот наступали… С главной позиции немца сбили, наша артиллерия и авиация ему крепкую перепашку устроили. Танки и стрелки на машинах по шоссейке в прорыв, а мы, пешеходящие, справа по обыкновенной местности. Поля там волнисты, с низины на взгорье, и, главное, кукурузы много. Спелая уже, медным отсвечивает, прешь через нее — хряскает на подломе, шипит, шуршухает. И в ушах насыпано, и глазами не обозревается — метелки выше головы. Немцы же, наверное, приказ получили придерживать нас сколько можно, автоматы и пулеметы то спереди, то с флангов тявкают. И вот что получилось — одно кукурузное поле прошли, до другого метров двести пустыря, его настильно из автоматов и пулеметов просекают, да еще ротные минометы плюются — крыса не проскочит. Часа три волынимся — не можем сбить. Убитые есть, раненые тоже. Ротный кипит, себе и нам психику давит: мол, наши в Берлин уже придут, а мы тут землю носами колупать будем… Нашлась потом у кого-то умная голова, батарею тяжелых минометов подбросили нам, две пушчонки на прямой огонь. Завихрилась там, у немцев, ночь среди дня, и скоро кончилось все. Пыль и чад на сторону отволокло, подходим — будыльное крошево, земля вся желтыми зернами обсеяна и немцы побитые, человек сорок. Наплывы крови, у кого от подглазья до рта, у кого от подбородка, оторванные руки, распоротые осколками животы, кишки вытекают… Мало я, что ли, до этого повидал, а страшнее вроде не было, сутки в рот крошки хлеба не брал…
Перебиваю его:
— Про это ты тоже детишкам рассказывать собираешься?
— Как же, иначе-то не закругляется…
— Тут бы общими словами перескочить, на другое перейти.
— Как же ты перескочишь, когда оно потом не связуется?
Вижу — чего толковать, не хватает понятия. Да это я еще рассказ его своими словами изложил, он же хуже, чем резину зубами тянет, — у Семенова, когда шли, котелок брякал, у Иванова портянка размоталась, пока примотал, из линии выпал, догонять пришлось, шумел кукурузой и сопел, как лось, у Петрова пулей ухо рассекло, йодом заливали да бинтовали, не в тыл же отправлять на таких-то пустяках… Жует и жует так-то чего ни попало, полдня наступали — полдня и рассказывает. Вижу — нельзя его на воспоминания выпускать, особо для детишек — сидячих до мертвого сна смотрит, а как еще про оторванные руки да кишки начнет, караул закричишь. Тут он себя правильно определил — не потянешь воз, не запрягайся. Спрашиваю:
— И чего делать? У козлятников да подкидников с боку припеку — тоже из порожнего в пустое.
— Знаю… Я ведь им что есть, что нету. Помру, через полгода разве кто вспомнит, дескать, был тут такой какой-то и неизвестно куда девался… Неприкаянность и получается, утром с постели слезать неохота — для чего?
Вот какие прибалачки идут у меня с новым знакомым. Да хорошо каб один он был такой, однако не понадеешься, может, что и еще найдутся. Потому пишу — не посоветуешь чего-нибудь? Тем, которые в нашей шкуре не сидели и на полную силу живут, в этаких делах разбираться не так способно. Думают — сыт, угрет, медициной более-менее присмотрен — чего еще? Опять же работать не заставляют, спроса ни за что нет…
…А я и знал, что ничего ты не присоветуешь. Откуда чего взять? Если бы с пенсией защемляло, с жильем, еще с чем, тогда и хлопоты — пиши, ходатайствуй, крутись. Тут же изнутри закром пустой, как говорится — по траве упустил, по снегу не догнал. Нет у нас привычки в цветущих годах запас на осень готовить для того закрома — рукомельство какое, к чтению приверженность, в шашки играть, что ли, в шахматы, с людьми, где к тому надобность, по-хорошему толковать. И сообразим, бывает, на других глядя, да и отмахнемся, как от мухи, — далеко оно еще, успеется. А пошло вокруг снегом белиться, хвать-похвать… Ну, если внуки есть, тогда ничего, беготни хватит, забот: и огорчишься, и порадуешься, и баловством допекут, и посмешат. Да не у всех так получается, и дети по нынешним временам от родителей на сторону отметаются, иные деды внуков по фотографиям только и знают. И мало ли еще чего.