— Думаешь, если на одном, то и все бок о бок терлись? Фронт не рота, большое дело. И в роте, бывало, не всех как следует знаешь, тем более потери, пополнения.
— Это сами разберетесь. Если посмотреть по телевидению, как ветераны встречаются, то все вы закадычные…
Ну, он, Валерий, не воевал, в сорок шестом призывался — в наших отношениях что понимает? Когда на праздники собираемся, тут не разделишься, тут самое главное на виду, что вместе сделали. У кого характер какой, наград больше или меньше — это не считается, все оттуда, в целостности предстаем. В обыденности другое дело, на одного поглядишь, все ясно, будто ты это сам и есть, с другим, как вот у меня с Петром Семеновичем, сходимость-то не полная, каждый свою вату пожевывает. Перед отъездом его видел, совсем нос подвесил, принюнивает: «Перебивка в мыслях какая-то… Сам себя, бывает, ощупываю — тут я или уже нету?» Но это наше дело, а от встречи с председателем чего отказываться? Я гость, хочу — перемолчу, хочу — языком помолочу, а из разговора что выйдет, тому и быть. Одно мне в большой интерес — ведь не иначе пенсионный уже он, этот Табунов, и все из постромок не вылезает, вон какое хозяйство тянет, соразмерить — полком командовать легче. И мне это вроде лестно — ан нет, не всех вот из нашего брата жизнь в тыл вывела, на стреле главного удара тоже действуем!
Чай у нас, известно, для приглашения чай, в натуральности — что есть в печи, все на стол мечи да в придачу из холодильника добавь. Печи у брата для варки нет, на баллонном газе готовят, холодильник не пустует, даже «Ессентуки» там стоят. Спрашиваю — лечебная эта вода тебе зачем? Махнул рукой: «А черт ее знает, была в магазине — взял. Пузырится весело, на вкус отличается — пить можно». Стол на верандочке, где я ночевал, накрыли, не так душно. Застилка клеенчатая, заграничная, омары там и заморские фрукты разрисованы, еда обыкновенная — мясо, отварная картошка, рыбные консервы с томатом, огородный приклад — лук, огурцы. Спросил — сало, мол, чего не поставили? Был не понят, сказали — не модно, его и в магазине плохо берут, вот кабы говядина, так ее не хватает. Я к чему это? С детства любил, чтобы к отварной картошечке хоть маленький кусочек сала, но у них по-своему, мне не указывать.
Антон Табунов опоздал на час с гаком против уговора, вскочил в самый раз перед тем, как грозовая туча обломным дождем шарахнула. Молния — все аж до подстолья озаряет, гром — бумбум!
— Куда артиллерист, туда и артиллерия! — похохатывает. — На прорыв идем!
Мужик роста чуть повыше среднего, кости надежной, тело наел плотное, так что и живот из-под ремня на волю просится. Волосом в рыжину, кожа на щеках напеченная солнцем, глаза светлые с зеленым отливом, широкозахватные этакие, поперед лица вроде вырываются — несерьезные какие-то глаза, бесшабашности не по летам. Во взводе у одного отчаюги такие были, так он молодой… Голос у этого Табунова тоже густой, накатистый, перешибить не помышляй. Поздоровался, мне руку для знакомства сунул формально, походя, и прямиком за стол:
— Мы, Валер, свои, гость простит — оголодал я, с утра по отделениям мотался, жать скоро… Так что перекувырнем на почин да пожуем, тары-бары потом…
На еду скор, как за плечо кидает, вроде гонится за ним кто и отнять хочет. Погрешил я догадкой — и на выпивку силен, пойдет подкидывать, а он после второй тормоза включил с пояснением, что, мол, смочь-то он сможет, емкость имеется, но не монтируется нынче, еще под занавес канитель какая выйдет. Я спросил — а занавес у него когда опускается? Хохотнул:
— Когда как, без расписания, бывает, что и к третьим петухам! Должность у меня какая? Беги и крутись… С низов обступают, в том уважь, в том помоги, сверху указания — давай, давай, вверх жми! Критикой притом и снизу скребут, и сверху причесывают.
— Ничего, у тебя балансируется, — сказал Валерий.
— Балансируется, — согласился Табунов. — Это вот в сорок пятом было, в Германии, наступали в обход Берлина. На полях у них хозяйствовали хорошо, канавы тут, канавы там, и осушка, когда надо, и подпитка. А для артиллерии нож острый, прикажут позицию сменить, расстояние всего ничего, но через канавы-то как? В лес за настилом не побежишь, не всегда близко, в обход не покатишь, не положено, и к дьяволу в зубы попасть очень даже просто. Говорю себе: «Мысли, Антон, соображай, пока голову не отвинтили, должна выручку оказывать». Придумал — колейные мостки сколотили, с собой возим. Подъехал к канаве, перекинул — и там, перескочил, на борт взвалил — поехал. Что легко, не сказать, по спине на таком маневре гуд идет, но ничего, к пушкам слабосильного народу не ставят, справляемся… Ну, однажды срочная смена позиций, свой дивизион перекантовали, а следом другой прет — помоги, выручи, смилуйся. Объяснял — некогда же, матюками, извиняюсь, вразумлял, что срочный приказ, — не отстают, того гляди, гимнастерки слезами стирать станут. Помог — свои же люди, тем более — артиллеристы. Командир их сто спасибо отсыпал, чуть целоваться не полез, золоченые трофейные часы за выручку подарил, и сейчас где-то в шкафу валяются. Так это одно дело, а другое — справа немецкие танки выскочили, пять штук. Мать честна — аж земля тесна! Как тогда отбились, из памяти вон, только плечо мне осколком чикнуло — раз, командир мой стружку снял и представление на второй орден отложил — два. Все в одну полу свалилось — и благодарность, и подарок, часы эти, и шкура на плече подрана, хорошо, не до кости, и мытье с катаньем. Сбалансировалось! Тут же, на хозяйстве, того канительнее. Люди знаете какие у нас пошли?