– Алексеевна, дорогая, да вы уже нашли! Сядьте и ждите!
Нелли Ивановна настойчиво посадила ее на свое место и быстро скрылась в темноте.
– Виктор, ну-ка, вылези ко мне! – крикнула директор в чрево вагона.
– А его нет! – ответил детский голос. – Они с Валеркой удрали!
– Как – удрали?! Куда?! – Мысли, одна тревожнее другой, будоражили сознание Нелли Ивановны: «Куда же запропастились эти паршивцы? Витю же мать ждет! Надо срочно найти! Может, Эльза знает?»
Директор помчалась вперед. Не добегая до своего вагона, где должна находиться Эльза, она услышала девчоночий смех вперемежку с мальчишескими голосами.
В раскрытую дверь видно было, что вся компания старших детей сидит вокруг «летучей мыши»[8], а Валерка стоит на ящике в белом халате и колпаке, передразнивая Изабеллу Юрьевну:
– Ну-ка, дружок, раздвинь ягодицы, нет ли у тебя ущемления прямой кишочки?
– Виктор, быстро спустись! – Нелли Ивановна устало прислонилась к вагону. – Пойдем со мной!
– А мы? – спросила Эльза.
– Вы? Немного позже.
Витя послушно выпрыгнул из теплушки.
Она крепко сжала его локоть.
– Ты можешь вести себя по-мужски, ну, скажем так, стать примером выдержки для других?
– Нелли Ивановна, я ничего не понимаю, что-нибудь случилось?
– Да, да, я сама волнуюсь, говорю что-то не то. Словом, мама твоя жива.
– Как – жива? Я в дворницкой держал ее пальто, в кармане нашел паспорт и бумажку с адресом, написанную мной. И дворничиха сказала, что сама помогала дружинницам погрузить ее, мертвую, на полуторку.
– Виктор, все не так, и мама твоя жива, сидит здесь и ждет тебя! – замотала головой директор.
…Они подходили к сидящим. Нелли Ивановна почувствовала, как Виктор стал замедлять шаг, все сильнее сжимая ее руку, пока не остановился в двух метрах от женщины.
Директор подтолкнула Виктора вперед, к матери.
– Ну вот, Алексеевна, принимайте сыночка, здорового и невредимого, – нарочито весело объявила она.
Немая сцена узнавания длилась какие-то секунды.
– Ма-а!
Виктор кинулся к матери и, уткнувшись ей в грудь, зарыдал.
Плакали все окружающие, не сдерживая слёз и всхлипываний. Плакали и подбежавшие ребята, не ставшие ждать директорского «немного позже».
Далеко за полночь с разрешения Нелли Ивановны Виктор пошел к матери домой.
…Рано утром мать с сыном подошли к вагонам.
– Подождем, – тихо сказала мать, – пусть поспят. Из-за меня поздно легли.
Дверь первого вагона стала медленно отодвигаться, и в проеме показалась директор.
– Я давно не сплю: от забот трещит голова. Ты как, Алексеевна, с нами поедешь или заберешь Виктора?
– Куда ж я денусь от вас, вы же теперь для меня самые родные!
Станция Асино оказалась железнодорожным тупиком. Это значило, что перецеплять вагоны, переформировывать поезд просто бессмысленно. Кончилась вагонная эпопея, вымотавшая взрослых и детей. Только сейчас по-настоящему пришло осознание необъятности матушки России, месяц мелькавшей в проеме двери под стук вагонных колес. А нынешнее состояние радовало возможностью ходить, бегать, сидеть, лежать, не ощущая вздрагивания на стыках рельсов.
Маленький маневренный паровозик «Овечка» подтолкнул четыре вагона ленинградского детдома номер 21 до тупика, где рельсы «загибались в небо». И тотчас к прибывшим подошла женщина средних лет.
– Могу я увидеть директора детского дома? – спросила она у Нелли Ивановны.
Опыт, полученный директором во время многочисленных встреч с чиновниками разного пола и возраста, заставил ее насторожиться. Поэтому она сухо ответила:
– Я и есть директор, Лялина Нелли Ивановна.
– Председатель исполкома Асиновского района Овчинникова Галина Андреевна. – Слегка улыбнувшись, женщина подала руку: – Будем знакомы!
Они не спешили отпускать руки, словно пытаясь через рукопожатие изучить друг друга и предугадать, как будут складываться их отношения: сугубо формально или на основе симпатии и взаимопонимания.