Слова лились неудержимым потоком, как из открытого водопроводного крана. Хотелось говорить еще и еще. Это ведь так легко и приятно – говорить правду, ничего не утаивая…
– Вы понимаете, где сейчас находитесь? – вопрос был задан без намека на угрозу, по-прежнему мягко и участливо.
– Догадываюсь, – ответил я. – Не дурак. Где-то на дальней базе США, не обозначенной на картах. Вы из ЦРУ, да?
Майкл улыбнулся. Я ему определенно нравлюсь. Надо сказать еще что-нибудь, чтобы он понял, что я предельно откровенен.
– Что вас беспокоит, Сергей? И чего бы вам хотелось?
– Мне бы хотелось выжить и…мне страшно. Каждый человек, попавший в плен, – простите, не хотел вас обидеть, – думает о выживании, это ведь логично? Я не герой и не хочу умирать за чужие тайны. Я всего лишь инженер, работяга. Меня долго не воспринимали всерьез, а идеи мои считали чем-то несерьезным, фантастикой…Еще я боюсь пыток…Но я верю в справедливость и милосердие и в то, что смогу принести пользу. Что меня ждет?
Сердце колотилось, я неотрывно смотрел на собеседника. Ну, скажи, что все будет хорошо! Я тебе поверю, сразу. Ведь ты мой спаситель, защитник. На тебя вся надежда, родной!
– Вы готовы сотрудничать? Поделиться всем, что знаете, рассказать о «Четвертой стене», например? Я попрошу вас дать развернутый ответ, это необходимо для отчета.
– Да, – ответил я, не задумываясь. – Я готов сотрудничать и поделиться всем, что знаю, в том числе по проекту «Четвертая стена», над которым я работал в режимной лаборатории в «Заслоне». Этого достаточно, чтобы я был признан полезным?
– Пока достаточно. Придется подписать несколько бумаг, но самое главное вы уже сделали. Вам бы хотелось вернуться на родину?
Кривить душой перед Майклом было невозможно, я кивнул и почувствовал, как кровь прилила к щекам. Неужели я все испортил? Надо было соврать?
– Вы боитесь смерти?
Я снова кивнул. Кто ж ее, косую, не боится? Какие-нибудь камикадзе если только.
– Вы понимаете, что после вашего заявления возвращение в Россию становится невозможным? Осознаете, что вас там сочтут изменником?
– Да, осознаю, – выговорил я. Во мне боролись противоречивые чувства, но инстинкт самосохранения, желание выжить любой ценой всегда с лихвой перекрывает любые сомнения и моральные терзания.
– Я рад, Сергей, что мы пришли к соглашению. Разговор был трудным. Чего бы вам хотелось прямо сейчас? Любые бытовые пожелания…
– Водки дайте, если можно… – это я сказал уже по-русски.
Майкл посмотрел на меня с жалостью.
***
Из доклада оперативного сотрудника ЦРУ Майкла Митчелла:
«В связи с тем, что длительное применение препарата «Маат» не рекомендовано, так как может вызвать необратимые последствия, из беседы со Смелковым, когда он находился под воздействием лекарства, было смонтировано видеозаявление. Этот компрометирующий ролик был мной использован для вербовки Смелкова, чтобы дальнейшее сотрудничество продолжалось с его стороны в ясном сознании. Возможные реакции заранее просчитали штатные психологи. В конечном итоге ожидаемый результат был достигнут…»
– Этому никто не поверит! – я в ярости швырнул бокал в стену. Тот долетел до препятствия, чуть вжался в мягкую поверхность, отпружинил и совершенно целый упокоился в ворсистом ковре.
Я смутно помнил вечер накануне. Мне принесли графин с водкой, я пил, пел русские песни, матерился, вызывая у Майкла улыбку во все тридцать два безупречных зуба. Потом, кажется, раскрыл ему рецепт волжского самогона и закончил вечер политическими анекдотами. В том числе про их, трижды его американскую бабушку, президента.
Проснулся с гудящей головой, позавтракал, а потом…мне показали запись. На экране я говорил о желании выжить, о готовности сотрудничать и раскрыть новым «друзьям» все секреты, в том числе по «Четвертой стене». Господи… По идее, я могу упереться всеми лапами и настаивать на том, что это монтаж и фальшивка, но надолго ли меня хватит? Но просто так я сдаваться не собирался. Пусть будет торг. Слишком высоки ставки.