– «Военно-оперативное Управление Генерального штаба Индии»… Совершенно секретно. Номер 00-6. Шестой экземпляр!
Пролистал документ. Открыл последнюю страницу.
От того, что увидел, даже застонал!
Страница была исписана десятком чернильных росчерков. Каждый росчерк подтверждён либо личной печаткой должностного лица, либо соответствующего военного ведомства. План венчает большая печать Генерального Штаба Индии!
Кудашев в изнемождении опустился на свой стул. Помолчал. Гагринский боялся пошевелиться. Вдруг Кудашев резко встал. Он принял решение. Повернулся к Гагринскому.
– Владимир Михайлович, дорогой! Запомните это мгновение. И начинайте работать. Я иду во двор, буду стеречь, вернее, оберегать вас. Не пропустите ни одного листа. И поторопитесь!
***
К десяти утра все шестьсот листов были пересняты на синемаленту. Тридцать рулончиков синемаленты, по двадцать кадров в каждом, в полной темноте были упакованы в чёрную светонепроницаемую бумагу, потом в фольгу. Контейнером для фотокопий послужила пятифунтовая жестянка из-под индийского чая с красным слоном и синими танцовщицами. Свободное место в жестянке было засыпано сухим листовым чаем же. Жестянка поставлена в кабинете на полку рядом с подобными, полными и начатыми коробками и банками с чаем, кофе, сахаром и табаком.
Измятая, испачканная землёй шёлковая амазонка была передана Джамшид-баба для приведения в приличный вид.
Синяя коленкоровая папка упакована в двойной лист серой бумаги от мешка с сахаром, с трафаретной красной надписью «Sugar». Этот пакет «сахара» Кудашев забросил на заднее сиденье автомобиля и покатил в расположение 23-го Пенджабского полка на встречу с майором Джеймсом Фитц-Гилбером.
Передал пакет, шепнул на ухо Фитц-Гилберу имя адресата и распрощался.
У Барратов не планировал быть долго, но пришлось задержаться на час. Уильям с трудом, но приходил в себя. Приступов малярии больше не было, но жёлтые круги под глазами говорили сами за себя: тропический климат ему явно противопоказан. Как Кудашев ни торопился, но пришлось присесть и отчитаться по делам, связанным с расследованием. О папке с «Планом мобилизации» не упомянул, не захотел волновать больного. Ещё успеется. Через час решительно стал прощаться. Кунигунду поцеловал лишь на выходе, в дверях!
– Лю! – сказала Уна Кудашеву на прощанье.
***
Торопился Кудашев напрасно. Он не опаздывал. В полдень на улицу немецкого посёлка Кудашев и фон Пенк свернули почти одновременно, но с её разных концов. Кудашев – с тракта, фон Пенк от Большого базара.
Фон Пенк с утра пораньше на базар ездил не за продуктами к завтраку для своей семьи. Не его уровень. Он ездил на плановую еженедельную встречу с человеком, который в силу своего служебного положения был обязан бывать на базаре.
Большой базар – «Бозорг» – это не просто площадь с прилавками, это целый город с купеческими просторными лавками, тесными нишами, широкими проходами для покупателей и праздношатающейся публики, проходами «чёрными» для разноса и развоза товаров. Посетитель, впервые попавший в этот сказочный мир товаров со всего света, может в этом лабиринте и заблудиться. Базар славен своими чайханами персидскими и индийскими, арабскими кофейнями, харчевнями персидскими и турецкими. Есть даже французская «Шоколадница»! О качестве продуктов можно не беспокоиться: базар славен складскими подвалами, ледниками, забитыми льдом и снегом с вершин Загросса.
Фон Пенку на базарные диковинки любоваться некогда. Он здесь по делу в просторной лавке самого базарчи – управляющего. Фон Пенк и здесь – не просто свой человек, а один из хозяев. Правдами-неправдами сумел приобрести восемнадцать долей из трёхсот в базарном капитале. Староста «Бозорга», сам уважаемый богатый купец Фируз Али-Исфендияр-бий, провел фон Пенка в отдельную комнату с европейской мебелью. Подал кальян с душистым мадрасским табаком, поставил чайник зелёного чаю, блюдо с халвой. Поклонился. Удалился.
Комната не простая, не каждый гость базарчи бывает в ней. Базарчи называет её «гулак-хана», что можно понимать как «прослушка»! В соседней комнате доверенный человек базарчи – перс Араш – беседует со своим осведомителем – поваром по имени Абу-Карим, служащим в богатом английском доме.
Араш с Абу-Каримом не церемонится:
– Плохо служишь, Абу-Карим! Не может быть, чтобы в такой семье всё было гладко. Сладко живёшь. Работы не много, поел плова, закусил пахлавой и спишь целый день! Мы найдем для инглизи другого повара!