Молчание прервал Пенк:
– Поговорим?
Кудашев пожал плечами:
– Стол накрывает приглашающая сторона!
– Не спросите, зачем я вызвал вас на разговор?
– Я любознателен, но не любопытен. Если есть что сказать, говорите. Если нет, у меня есть работа.
– Я внимательно за вами наблюдаю, доктор Котович. Вы – удивительнейший экземпляр человеческой породы.
– Если хотите оскорбить меня, герр оберст, продолжайте, у меня крепкие нервы. Мои мышки могут подождать моего возвращения ещё часик!
– Никаких обид, никаких оскорблений. Напротив, я очень благодарен вам за своего сына. Не ваше вмешательство, боюсь, мы похоронили бы его. Примите мои соболезнования в связи с гибелью мистера Саймона. Я только сегодня узнал о его смерти!
Кудашев внешне на слова Пенка не отреагировал никак. Не смотрел на него. Слушал.
Пенк продолжал:
– Сегодня я отправил свою семью в дальнюю дорогу, в Германию. Иосифу и детям будет полезнее климат Фатерлянда. Предполагаю закончить здесь некоторые дела и присоединиться к ним. Варить пиво и коптить сосиски лучше в Баварии. Исфаханские скорпионы за последние две недели достали! Предлагаю вам, профессор, уехать вместе со мной. Готов финансировать вашу научную деятельность. Готов предпринять все необходимые действия и добиться для вас кафедры биологии в Мюнхенском Университете. Соглашайтесь. Довезём ваших мышек до Фатерлянда в целости и сохранности! Уверен, проблем не будет. Германия на большом экономическом подъёме. Через полгода будете объясняться на языке Шиллера и Гёте, как на родном!
Кудашев на минуту остановил коня. С минуту, не моргая, смотрел в серые глаза Пенка. Пенк занервничал. Краска начала приливать к его лицу. Прежде чем он продолжил, Кудашев ответил:
– Действительно, сегодня мне для исследований нужен лишь материал – субстанция, содержащая возбудитель энцефалита. Проще, живой клещ, заражённый энцефалитом. За полгода поисков так и не отловил. А тот, что вы передали мне, для работы оказался непригоден. Я подумаю. Посоветуюсь с леди Кунигундой Баррат. Мы, как то, собирались вместе принять ваше старое предложение посетить Бамберг. Поклониться покоящимся в тамошнем соборе Святым супругам Генриху и Кунигунде. Я не забыл.
Пенк был не готов к подобному развитию диалога. Бросив поводья, он двумя руками снял пробковый шлем, почесал затылок.
Кудашев успел заметить под его левой рукой оружие в кобуре скрытого ношения. Маузер! Этого следовало ожидать. Так, дебют разыгран. Пора переходить в атаку. Эх, если бы не приказ Дзебоева! Лучшего места для ликвидации Пенка не сыскать. Однако, Пенк еще не всё сказал. Нужно дать ему возможность выговориться. Похоже, немцы, действительно, сентиментальный народ. Кто мешал ему за последний час встречи спокойно и без лишних слов прострелить доктору Котович затылок?!
У старого, искривлённого ветром и временем, но еще не потерявшего свою летнюю листву дикого абрикоса-эрик, всадники спешились. Кудашев накинул свободный повод коня на сухой сук. Пенк последовал его примеру.
Пенк продолжил:
– Приношу свои извинения, профессор, за то, что пытался говорить с вами языком дипломатическим. Полагал, что вы, аналитик и классификатор, сможете понять меня с полуслова. Не получилось. Тем не менее, прежде, чем мы оба согласимся на «showdown», вы, конечно, знакомы с покерным термином «открыть карты и оценить результат», я попробую сделать последний ход, объяснить свою позицию!
Посмотрел в лицо Кудашеву. Не прочёл на нём ни интереса, ни внимания, ни раздражения. Кудашев не поощрил Пенка к продолжению разговора. Тем не менее, Пенк начал:
– Мы с вами, профессор, хоть и говорим от рождения на разных языках, но похожи в одном. Мы оба простого происхождения, аристократических пирожных в детстве не ели. Расскажу немного о себе, если позволите. Я родился и вырос в портовом городе Данциг, который поляки называют Гданьском. Так что, поляка от немца научился отличать с первого взгляда, не говоря уж, с первого слова. Жил и учился жить, мирно сосуществуя в городе, где в порту можно было услышать речь многих европейских языков. Свою карьеру делал без чьей-либо поддержки и помощи. Приютское начальное образование, среднее техническое на уровне самостоятельной подготовки и сдачи соответствующих экзаменов портовой комиссии, плавал на торговом судне, был призван во флот, сумел с отличием закончить Морскую офицерскую школу. Получил первое офицерское звание, кортик, хорошее назначение на боевой корабль. Думаю, сиротский приют Святого Мартина Лютера, воспитывавший меня розгами, мог бы гордиться своим выпускником. Ходил в дальнее плавание. Могу гордиться тем, что совершил кругосветное путешествие. Три месяца провёл как германский военный советник в Японии. В июне 1907 года мой крейсер встал у причала базы в Мюрвике. Я получил новое, очень перспективное назначение. Я уже был женат, рассчитывал в отпуск поехать в Мюнхен, встретиться с женой. Но чёрт меня попутал освежить воспоминания детства, побывать в сиротском приюте, показаться в новом парадном мундире офицера Кайзерлихмарине! Я не надевал его два года. Поехал в Данциг. На Пивной улице у лучшего пивного ресторана «Три кота» встретил Вольфа Гарденберга, морского офицера в ранге фрегаттен-капитана в отставке, именно того, кто, будучи ещё капитэн-лёйтнантом, извлёк меня из вонючего трюма торговой ржавой посудины и дал мне направление в Морскую офицерскую школу. Разойтись, не отметив встречу, было невозможно. Зашли, присели в уголке, заказали, как люди, сосисок с капустой, пива, шнапса. Слушали солёные моряцкие куплеты под концертино, смеялись.