– Про должности и о порядках в армии я понял. Как понял и то, что вы, капитан Баррат, от должности не отказались?
– Увы, род Баратов так сильно пострадал от английских гонений на шотландскую аристократию, что потерял даже своё древнее имя, принадлежность к клану Мак’Кензи. Мама из этого клана, папе очень дальняя родственница. Однако, кровное родство исключается. Но и на абсолютно чужих у нас не женятся. Маме принадлежит большой каменный дом в горах Петланда, дворовые постройки и сотни коз, которых пасут наёмные пастухи. Мак’Кензи род славный. Один из них – очень богатый человек, крупный предприниматель, хорошо известен и на побережье Персидского залива, и в Индии. Собственные пароходы. Папа с ним не общался. Гордость бедного полковника! Теперь Мак’Кензи повезёт его тело в рефрижераторе своего теплохода в Шотландию. Маме и Кунигунде на борту бронирована лучшая каюта. Расходы возложены на фирму. Простите, что говорю так откровенно. Чувствую, вы уже не чужой в нашей семье. Не хотел бы, чтобы моя откровенность вернулась ко мне насмешками со стороны третьих лиц!
– Последняя фраза излишняя, Уильям. Вы знаете, я, хоть и получил право на обращение «сэр», но мой отец такого права не имел. Я не стану злоупотреблять вашей откровенностью.
Подъехали к военному лагерю.
Четыре мили от Исфахана. Сотня белых полотняных армейских палаток. Навесы конюшен. Плац. Флагшток. На флагштоке – Юнион Джек, и ниже – Военный Вымпел 23-го Пенджабского Индийского пехотного полка. Тридцать акров ровной, как стол, земли. Безымянная речушка, бегущая из ущелья Загросса. По периметру – искусственные укрепления – полевые окопы зигзагообразной конфигурации с земляными брустверами, ходами сообщения, пулемётными гнёздами и подземным цейхгаузом, колючая проволока. Четыре деревянные вышки по углам. Тоже с пулеметными станками. Часовой только на одной из них. Изнемогает от жары.
Два сипая в ботинках с обмотками, в коротких штанах и застёгнутых под горло кителях с закатанными по локоть рукавами, стуча деревянными подошвами по прокалённой солнцем персидской глине дороги, увидев консульский флажок на машине капитана Баррата, без слов распахнули ворота.
Въехали, оставили машину, пошли по лагерю пешком.
На плацу группа сипаев по шнурку устанавливала пирамиды из связанных кавалерийских пик.
Кудашев пересчитал «треугольники» – восемнадцать. Подумал про себя: «В наряд на Ков-Ата было отряжено два отделения. Два командира погибли. Плюс – несчастный полковник Баррат. Восемнадцать разбежались. Эти «треугольники» – для экзекуции. Каждому дезертиру – персональный».
Обсуждать происходящее на плацу не стали. Миновали его молча.
В десять ноль ноль по Гринвичу вошли в большую палатку полкового штаба, где капитана Баррата и его спутника майор Джеймс Фитц-Гилбер приветствовал командой: «Господа офицеры его Величества»!
Военный суд в полном составе поднялся по стойке «смирно»!
– Мои извинения! Господа офицеры! – приветствовал капитан Баррат собравшихся членов органа армейского правосудия.
Кудашев подтянулся, поклонился одним подбородком.
Капитан Баррат продолжил:
– Надеюсь, я не нарушу регламента военного суда, если предложу вашему вниманию, джентльмены, этот документ! На нём грифы «Секретно» и «Срочно»! Он адресован и председателю военного суда, и конкретно большинству его членов.
– Мы ещё не начинали, – председатель суда майор Джеймс Фитц-Гилбер протянул руку за документом.
Начал читать вслух. Офицеры по мере прочтения понимающе переглядывались. Зачитанная подпись произвела впечатление. Генерал-майор Уилфред Маллессон уже при жизни был живой легендой.
С именем доктора биологии профессора Джона Котович офицеры тоже были знакомы по застольным разговорам. Миф об учёном чудаке-энтомологе, «на запах» дуплетом из «Веблея» завалившим в полной темноте двух тхаггов-душителей, подписью Маллессона обрёл свою реальную оболочку. Один за другим офицеры подходили, представлялись, пожимали Кудашеву руку.