Единственными людьми, которым улыбался его отец, были супруга Юань и двое её детей, особенно милая и нежная маленькая принцесса, его сестра. Его отец смотрит на неё как на своё самое драгоценное сокровище. Из всех семерых детей отца он держать только её на руках.
Однако, несмотря на это, когда его отец увидел, что младшая принцесса чересчур властна, он двадцать раз сильно ударил её по ладоням. Пока она плакала, его отец отчитывал семерых: «Мои дети могут быть гордыми, но никогда не высокомерными!»
Принц вздохнул. Он никогда не мог понять отца.
На седьмой год правления Цянь Нина скончался герцог Хуай Нань.
Похороны единственного принца без королевской фамилии прошли предельно просто. Министр обрядов устроил службу согласно пожеланиям императора и даровал в качестве погребальной дани нефрит, повозки, лошадей и многие другие сокровища. Император не присутствовал на похоронах и послал только королевского принца для чтения речи, а также супругу Дэ и её сына.
Чиновников было немного, возможно, потому, что мир был холодным местом, а может, они боялись быть связанными с неверностью и гневом святого правителя. Присутствовали лишь несколько высокопоставленных чиновников и уважаемых аудиторов. Что же касается старых подчиненных герцога, то они погибли, были понижены в должности или изгнаны. Осталось не более одной десятой.
Супруга Дэ плакала с красными, опухшими глазами и продолжала бодрствовать для герцога с герцогиней Хуай Нань, которая была одета в белое.
Герцога похоронили в мавзолее на самой южной окраине королевского захоронения.
Ночь была прохладной, как вода. Единственный огонёк был всего лишь крошечной точкой в дворцовом зале. Император был окутан темнотой, а герцогиня Хуай Нань преклонила колени на ледяной твердой плитке. Холод поднялся по её ногам и проник в самое существо.
«Зачем же вы пришли сегодня?» Император заговорил небрежно, но то, что вырвалось, могло вызывать дрожь.
Она опустила голову и обеими руками подняла письмо. «Мой муж оставил это письмо и попросил меня передать его Вашему Величеству собственными руками».
«Хорошо».
Она поклонилась, сдерживая слезы. «Прошу прощения, что ухожу».
«Ты меня ненавидишь?» - внезапно спросил император.
"Нет".
Она услышала смех императора, звучный, но пугающий.
"Вы все так говорите. Но я знаю. Дело не в том, что ты не ненавидишь меня. Ты просто не осмеливаешься", - пробормотал император. Он слишком хорошо знал человеческий разум. Он тоже знал, как это диктовать.
«Ты огорчаешься, что я никогда не защищал его, хотя и знал, что он никогда не замышлял заговоров против короны?»
Лицо герцогини было бледным. Она прикусила губу и пробормотала: «Ему было всего пятьдесят».
Император проигнорировал её и продолжил: «Разве я не защищал его? Если он мне безразличен, то почему я женил его на старшей благородной принцессе? Почему я не лишил его титула пэра и не отправил в тюрьму, когда его планы были разрушены? Почему я продолжал использовать его сына в суде и почему жалование на ваше поместье никогда не уменьшались?»
Герцогиня с ненавистью посмотрела на императора. Святой разум было трудно предсказать, и его мысли всегда были скрыты густой завесой.
Смерть мужа позволила ей заглянуть за эту завесу. Даже она, его кузина, была частью его плана.
Как будто у него не было сердца и он никогда никого не любил, даже себя. Каждый человек - просто его пешка. Он мог разделять моря и сотрясать землю, делать всё, что угодно в мире.
Она неудержимо задрожала, не в силах сдержаться. "Ваше Величество? Вы знаете, каково это, любить человека? Вы когда-нибудь любили?"
Император застыл, когда она подняла голову и горько улыбнулась. Её больше не беспокоило неуважение к короне. «Быть одиноким стариком не слишком приятно, не так ли, Ваше Величество?»
И в этот момент она увидела печаль и боль в глазах императора, в которых таилось невыразимое одиночество. Его глаза были подобны бескрайнему океану, способному поглотить всё. Однако в следующую секунду ей показалось, что она ошиблась. Глаза императора были такими же густо-чёрными, но с намёком на насмешку.
«Ты выбрала неподходящие слова в своём траурном состоянии, Циньи, так что я не буду придираться к тебе». Император выдавил тонкую улыбку, которая, казалось, насмехалась над ней. "Любить? Нет ни одного человека в этом мире, который имеет право указывать на меня пальцем из-за этого!»
Император глубоко вздохнул и махнул рукой. Герцогиня знала, что говорить дальше было бы бессмысленно, поэтому она ещё раз поклонилась и ушла.
Император развернул письмо и внимательно прочёл каждое слово.
Уважаемый Ваше Величество!
Я происхожу из низших слоёв общества и посвятил свою свою жизнь, хотя и слабую и ничтожную, войне и перенёс много лишений. Однако самым опасным временем моей жизни было не восстановление Северного Диана, не борьба с пиратами в Цзинь Ане и не жизнь в тюрьме, а дни, когда я сражался бок о бок с Вашим Величеством против Великого Яна. Это также те времена, по которым я скучаю больше всего. Я не ненавижу и не возмущаюсь тем, что сделал Ваше Величество; у меня нет никаких сожалений о том, что я чувствую. Я больше не смогу служить рядом с Вашем Величеством после того, как уйду, но тем не менее, я хочу иметь возможность встретиться и узнать вас в следующей жизни, если она есть. Мои чувства не изменятся даже в следующей жизни. Да пребудет Ваше Величество столь же долго, как и небеса, в добром здравии.
Ваш грешный подданный, Хэн Цзыюй.
Император легонько вздохнул и сложил письмо. Он достал веер и долго его изучал, прежде чем, наконец, приставить письмо к свечи. Пламя вспыхнуло и лизнуло написанное, превратив его в простой пепел, летящий в воздухе.
"В следующей жизни?" Он покачал головой. «Я не хочу этого. С меня уже достаточно в этой жизни».
Конечно же, его острый взгляд уловил ненависть в глазах герцогини, когда она повернулась, чтобы уйти. Это была не только злоба, вызванная смертью её мужа, но и вещи гораздо более запретной природы.
А в следующее мгновение его захлестнула тяжёлая тоска.
Женщины были лучше всего, если они были тупыми, как и женщины в его внутреннем дворце.
Он медленно потянулся к шее. Сквозь ткань он чувствовал мирно висящий нефритовый кулон. Его жизнь остановилась в двадцать лет после их прощания, и человек, который жил до сих пор, был просто правителем по имени Линь Синь.
Как можно просить того, у кого нет ни сердца, ни чувств, ответить взаимностью на чувства другого человека?
Он едва мог вспомнить, что когда-то в молодости в его сердце горел огонь, но этот огонь давно погас. Он прожил четыре десятилетия, но только первые два из них был жив. Последние два, казалось, не принадлежали ему.
В течение двадцати лет он жил в своем заброшенном дворце. Он был мудрым императором, правителем во времена процветания, который облегчал труд и налоги, изменил двор, сочувствовал народу и посвятил всю свою жизнь стране, но кто мог представить себе жалкого человека, который проснется от страха посреди ночи?
Он принадлежал королевству, стране, королевскому клану Линь, всем, кроме себя и того человека на севере.
Он тоже постарел. Пройдя через бесчисленные битвы и испытания, он отдал свои золотые годы бесконечному течению времени. Единственный раз, когда он был по-настоящему живым, был в первом периоде.
Огонь в бронзовом фонаре неуверенно мерцал под порывами холодного ветра.
Император вышел из зала и остановился на вершине дворца Тай Цин, глядя на тёмное небо на севере. Хриплый вздох вырвался вместе с невыразимой горечью.
"Юй..."
В этой необычайной и дикой жизни он никогда не мог произнести это слово. Это можно было услышать только из его уст в темноте ночи, как безмолвную попытку утешения.
Экстра 4. Случайная встреча
Третий лунный месяц шестого года правления Сиань Цин. Приближалась весна, стояла мягкая погода. Это был день Шан Си* по лунному календарю.
То, что должно было быть ярким солнечным светом и блестящей зеленью*, выпивкой и игрой*, творческой поэзией и легкими беседами, в этом году было дворцом, окутанным глубокой тишиной.
По императорскому дворцу распространились зловещие слухи. С зимы головные боли императора усилились до такой степени, что он не мог ни думать, ни видеть прямо. В столице был почти уловим запах тревоги. Все, от знати до простолюдинов, затаили дыхание, глядя на императорский дом.