Я снова чувствую, как во мне закипает гнев.
Просто чертовски ненавижу, когда меня сравнивают с женщинами!
Я родился таким. Как будто я хотел этого!
— Ваше высочество, говорят, в Жуи популярны товарищи-мужчины, — комментирует крупный мужчина позади него, потирая подбородок,— официально он может быть заместителем генерала, но втайне может быть просто таким... товарищем для своего генерала.
Вокруг все начинают хохотать с непристойными ухмылками на лицах.
Чувствуя прилив отвращения, я прижимаю руки к животу.
Мужун Юй внезапно шипит:
— Вы идиоты! Вам не надоело проигрывать Чжоу Чжэньлуаню? Насмешки над пленником заставляют вас забыть о наших потерях? Сколько дней прошло? И вы даже не можете разрушить укрепление у реки Со.
Хотя он и улыбается, в голосе слышится гнев. Растерявшись, командиры замолкают.
— Хань Синь, если ты решишь продолжать в том же духе, я готов составить тебе компанию до самого конца. Интересно, как долго ты продержишься.
***
С наступлением ночи капли воды превращаются в лёд, воздух как будто пытается проникнуть в тело. Они подвергают меня различным пыткам, а затем, на закате, Мужун Юй приказывает выбросить на улицу, где до костей пронизывает холодный ветер.
На меня светит пустынный лунный свет. Когда руки и ноги бесчувственно замёрзли, а многочисленные раны начали опухать и источать гной, моя воля - единственное, что удерживает меня в живых.
Я закрыл глаза. В тёмной камере пыток всё размыто, кроме горящего пламени, которое, кажется, пляшет возле моих глаз.
Техника палача превосходна: каждый удар плети тяжёл и никогда не попадает в одно и тоже место дважды. Звуки ударов об кожу в воздухе разносятся по камере, и в конце концов я буквально превращаюсь в кровавое месиво.
Неужели они собираются забить меня до смерти?
Облизывая губы, понимаю, что они искусаны до крови, сердце бешено стучит, что кажется вот-вот выскочит из грудной клетки.
Его слова всё ещё слабо звучат у меня в ушах:
— Продажные чиновники накопили большую часть власти императорского двора; сам император Жуи Вэнь имеет мало истинной власти; министры ничего не делают, вокруг творятся беспорядки; военачальники восстают против двора, и трупы невинных граждан покрывают землю. Неужели ты действительно рассчитываешь спасти страну, находящуюся на грани гибели, с помощью своей так называемой верностью?
Беспомощно смеясь, лежу на холодном песке.
Конечно, я знаю, что славная эпоха Великой Жуи давно ушла и никогда не вернётся; также понимаю, что я бесполезный богатенький бездельник, но я всё же солдат Великой Жуи, и пока ещё жив и здоров, должен служить своей стране.
Южный перевал - это ворота в столицу. Другими словами, как только через эти ворота прорвутся, всё, что есть в Великой Жуи, будет принадлежать клану Мужун, а холм у реки Со - последняя линия обороны Южного перевала.
Если мне и суждено умереть, то умру с честью и достоинством. Я не могу вести неблагородное существование после того, как предам свою страну.
Но с другой стороны, боюсь, что моя так называемая преданность, вероятно, ничего для них не стоит.
Я беззвучно смеюсь и засыпаю от пронизывающего ветра и онемевших ран.
***
Спустя неизвестно сколько времени просыпаюсь, щурясь от яркого света. Как только пытаюсь сесть, раскалывающая боль пронзает моё тело.
Солнце высоко в небе опаляет землю своим жаром. Вскоре от земли поднимается водяной пар и при каждом вдохе обжигает лёгкие. Я почти чувствую, как мои струпья трескаются вместе с землёй, и слышу, как капли крови медленно стекают вниз. Может, я на грани смерти: в голове совсем пусто. В этот момент прямо мне в лицо порыв ветра швыряет горящие камушки с песком, словно пытается заживо содрать с меня кожу.
«Мужун Юй, ты грёбаная сволочь! Я бы предпочел, чтобы ты направил свой меч на меня, рана конечно, будет размером с тарелку. Чертовски ненавижу эту чушь о медленных пытках до смерти! Мужун Юй, не знал, что у тебя есть такие наклонности. Говорят, что люди, которым нравится мучить других, скорее всего, больны на голову. Думаю, что у такого, казалось бы, высокородного принца на самом деле проблемы с головой».
— Во..ды...
Не могу удержать стон. Ощущение, будто моё тело словно в огне.
— О, значит, верноподданным тоже нужна вода? — поддразнивает он, появляясь из ниоткуда.
Итак, императорская семья тоже умеет ехидничать. От злости я закатываю глаза.
Понятно, что всем людям нужна вода, чтобы жить. Он что, этого не знает? Ха, видимо, он конкретно повредился умом, раз не может запомнить общеизвестную информацию.
— Хочешь пить?
Передо мной чаша, наполовину наполненная прозрачной жидкостью. Он держит её, а солнечный свет танцует на волнистой поверхности.
Вау. Думал, что это будет моча или ещё какая-то грязная дрянь. Значит, Его Высочество не особо разбирается в тонкостях пыток...
Я мысленно продолжаю отчитывать его, но мои проклятые руки тянутся к чаше, как будто у них есть собственный разум. Я приподнимаюсь и ползу изо всех сил. Ещё немного... и она всё ещё вне досягаемости.
На его чёртовом лице я замечаю ухмылку, а рука вместе с чашей неуклонно отодвигается всё дальше и дальше.
Будь ты проклят, Мужун Юй! Почему я чувствую себя крысой, с которой играют, а не едят?
Я резко бросаюсь вперёд, но он уклоняется в сторону, держа чашу с водой вне досягаемости. Я же, напротив, падаю лицом на землю и набираю полный рот песка.
Он кривит губы, останавливается, подходит ближе и жалуется:
— Какая жалость, о, какая жалость. Как жаль эту чашу с водой, идеально утоляющей жажду. Мы только достали её из оазиса.
Когда он это говорит, то медленно наклоняет чашу. Я наблюдаю, как поток воды медленно переливается через её край, рисуя изящную дугу в воздухе и мгновенно жадно всасываясь песком прямо у меня на глазах.
Я медленно поднимаю взгляд и смотрю в его злобные глаза.
Я так и знал! Знал, что он не будет таким добросердечным. Дал мне надежду, а затем растоптал её, убедившись, что я всё это видел.
Итак, императорский наследник определенно хорош в искусстве душевных и телесных пыток.
На мгновение мне всерьёз захотелось задушить его. Уверен, император Янь рыдал бы над его телом!
Говорю себе успокоиться:
Не прислушивайся к своим порывам. Хань Синь, ты должен терпеть! Ты занимаешься этим уже двадцать лет! Что такое ещё несколько дней?
Я отворачиваюсь и закрываю глаза, не хочу его видеть.
В конце концов, Мужун Юй такой же, как и мои двоюродные братья. Чем больше внимания уделяешь им, тем больше придираются, если просто игнорировать, им станет скучно, и они отстанут.
Тень заслоняет солнечный свет, он снова приподнимает мой подбородок рукоятью украшенной серебряным орнаментом плети, заставляя взглянуть в эти чёрные как ночь глаза.
Чёрт, как я это ненавижу. Чувствую себя грёбаной женщиной, которую дразнят.
Судя по его плавным движениям, он тот гулящий богатый тип, который всё время проводит в публичных домах и в объятиях куртизанок.
— Заместитель генерала Хань, — улыбается он изящно и непринужденно, — я всегда думал, что мужчины Жуи недостойны. Но ты, сумевший пережить наши жестокие удары плетью и палящую солнцем пустыню, действительно нечто.
Смотря на него, я не в силах удержаться снова закатить глаза.
— Но даже в таком случае, даже если ты отважный, ты не сможешь выжить без воды. Молодой красивый мужчина вроде тебя, заживо мумифицированный под палящим солнцем, ты бы не назвал это красивым зрелищем, не так ли? — спросил он.
Он садится передо мной на корточки, приподняв брови с лёгкой улыбкой на лице. В глубине его глаз не было заметно ничего злобного.
— Господин Хань, такой красивый мужчина как вы, вернулся бы очаровательным призраком, неужели вы хотите быть злым духом?
У меня мурашки по коже при виде его умиротворённой улыбки.
Высохший труп в пустыне, весь черный и обгоревший... Тьфу, мерзко. Как можно допустить такому как я, красивому, грациозному, всеобщему любимцу, юному и вольному, стать уродливым, сухим, сгоревшим трупом в пустыне?
— Должен признаться, я восхищаюсь твоим мужеством, и это наша традиция - уважать врагов...
— Эй, — прерываю я, — если ты мужчина, прекрати нести чушь и покончи с моей жизнью прямо сейчас. А то я начинаю сомневаться, что ты один из них.