— Родители... — с трудом выговариваю слова, — Отец... Матушка...
Больше ничего нет, кроме красной пелены перед глазами. Холод непрерывно расползается по моему телу, тяжёлый чёрный занавес, наконец, окутывает этот мир.
Спустя тысячу лет или, может быть, всего лишь мгновения, за которое можно выпить чашку чая, на грани потери сознания я слышу, как кто-то кричит:
— Здесь кто-то есть...
Словно среди тумана, я замечаю только расплывчатый силуэт и в этот же момент оказываюсь в тёплых объятьях.
Глава 5. Непредсказуемость(ред.)
Из-за дрожи я просыпаюсь. Открываю глаза только для того, чтобы найти лицо, в которое хочу как следует вмазать.
Обладатель указанного лица, Мужун Юй, сидит у кровати, скрестив руки на груди. Его лицо бесстрастно, как будто я просто фрукт, и он тщательно обдумывает, очистить ли меня от кожуры или выдавить сок.
Выражение его лица остаётся неизменным, когда видит, как я медленно открываю глаза.
— Доброе утро.
Я внезапно чувствую приступ раздражения. Это его чертова вина, что я вообще так закончил!
Когда пытаюсь встать, чувствую резкую боль в груди. Кровь просачивается сквозь белую повязку и я тут же падаю обратно в груду одеял.
— Лежи спокойно. Просто посмотри на себя. Тебе повезло даже проснуться.
Он с ухмылкой наклоняется и натягивает на меня одеяло. Нет ничего плохого в ухмылке, но его ухмылка такая жуткая, что от неё бросает в дрожь.
— Хорошо, хорошо, — несмотря на боль,отталкиваю его руку. Он хмурится, но неохотно подчиняется. Я беспомощно пожимаю плечами, — просто считаю, что мне не повезло, снова оказался твоим пленником.
Он кивает, похоже, удовлетворенный.
— Рад, что мы достигли соглашения.
Я задерживаю дыхание, прежде чем сказать:
— На самом деле быть твоим узником не так уж и плохо. Место, в котором я сплю, может быть немного холодным, еда может быть плохой, меня могут время от времени избивать, но, кроме того, это на самом деле не так уж и плохо.
Его глаза расширяются, как будто он меня плохо слышит:
— Ты определенно настроен оптимистично, да?
— Ну, пессимизм не поможет мне выбраться отсюда. Так зачем беспокоиться? — делаю паузу, прежде чем продолжить, — но позволь кое-что прояснить: у меня действительно нет информации, чтобы дать тебе её. Так что не пытайся заставить говорить или что-то предпринять, потому что, если ты собирался это сделать, то должен был оставить меня умирать там.
Он слегка кашляет и тут же сдерживает ухмылку, делая серьезное лицо.
— Спасение жизни лучше любого подношения богу. К тому же настала очередь рук.
Пламя свечи мерцает, озаряя комнату тусклым теплым светом. Только сейчас я замечаю, что снаружи уже темно. Я не могу разобрать блеск в его глазах, когда они задерживаются на мне, как будто что-то ищут.
— Бьюсь об заклад, на этот раз многие другие погибли во время вторжения. Собираешься ли ты спасти каждого из них?
Я не могу не усмехнуться.
Он внезапно отворачивается.
— Забудь. Я знаю, что тебе нравится спорить, но я не собираюсь тратить время на это. Вот, — он ставит миску с мутным черным лекарством рядом с кроватью, — мазь для наружного применения уже нанесена, так что выпей лекарство.
Неуверенный в том, что он задумал, сомневаюсь и укутываюсь обратно в одеяла.
В его глазах вспыхивает раздражение.
— Если бы я хотел убить тебя, я бы сделал это раньше. Зачем беспокоиться о том, чтобы спасти тебя? Не будешь пить? Хорошо!
Несмотря на свои слова, он неуклонно держит передо мной дымящееся лекарство. Я пожимаю плечами, слишком измученный, чтобы спорить дальше, беру миску и выпиваю всё содержимое одним махом. В конце концов, я нахожусь под его крышей и не в состоянии противостоять ему. Он может решить убить меня, если я действительно его разозлю.
Мое тело напряжено от боли, когда рана на груди снова открывается. Больно, как будто плоть снова разрезают лезвием. Я прикрываю рот, яростно кашляю, во рту начинает чувствоваться вкус крови.
"Се Чжэнь, ты гребаный хладнокровный засранец. О, просто подожди, пока я тебя не прикончу".
Вдруг рука Мужун Юя оказывается на спине, слегка похлопывая, и передо мной появляется носовой платок. Я поднимаю глаза и встречаюсь его с немного довольными глазами.
Я слегка удивляюсь, вытирая рот, видимо, я получил слишком серьезную травму, настолько серьёзную, что у меня начались галлюцинации, неужели Мужун Юй рад видеть полуживого человека?
— Благодарю.
Он снова садится, и я с облегчением вздыхаю. Чувствуя себя немного холодно, подтягиваю одеяло ближе.
— Сколько жертв на этот раз? — спрашиваю я.
Он бросает быстрый взгляд:
— На самом деле не так много. Около половины войск Жуи отступили к Южному перевалу, а остальные сдались вскоре после нашего прибытия.
Мрачная тень мелькает в его глазах.
— Но этот никчемный подонок - Се Чжэнь, не так ли? Хотел стать на сторону всех хороших. Он был настолько надоедливым, что я просто прикончил его.
—Что?!
Крик не только истощает мою энергию, но и рвет рану на груди. Сразу чувствую, как снова сочится теплая жидкость. Из-за слишком сильной боли, я могу только смотреть на него, хрипя. Он поднимает брови, глаза полны презрения.
— Двуличные отморозки вроде него — самые отвратительные. Не имеет никакого значения, живы они или умрут.
Я наблюдаю за ним, не зная, что и сказать.
Я бы солгал, если бы сказал, что не злюсь из-за того, что Се Чжэнь так сильно причинил мне боль, но внезапно услышав, что он мертв, стало немного грустно. Но держу пари, есть кто-то печальнее меня. Это конец его превосходительства, родословной Се Юня.
Кажется, что моя голова вот-вот расколется от боли. Похлопываю себя по лбу и глубоко вздыхаю.
Понимая, что сейчас я должен выглядеть несчастным, поворачиваюсь к нему и говорю:
— Эй, уже поздно, мне нужно поспать. Вы не изволите уйти?
На его лице появляется хмурый вид и прежде чем я замолкаю, он говорит:
— Вот так ты благодаришь человека, который тебя спас? Выпроваживаешь его?
Я невинно моргаю и плотнее закутываюсь в одеяло.
— Какое огромное совпадение, сам принц спускается в темницу и спасает вражеского солдата. С чего вдруг?
— Это не твое дело. Ты не можешь отрицать то, что я пошел в тюрьму и нашел тебя умирающим, верно?
Я нерешительно киваю.
— Но думаю, ты наконец-то понял, что значит быть верноподданным, заместитель генерала Хань, — он ухмыляется, и я улавливаю в его глазах искорку удовлетворения, — ты бы предпочел умереть, чем предать свою страну, но кто знал, что после всех препятствий и невзгод ты возвращаешься в Жуи только для того, чтобы быть объявленным шпионом и чуть не погибнуть от рук своих соотечественников! Тц, тц... Даже не знаю, восхищаться тобой или же жалеть тебя.
— Мужун Юй!
От злости я резко подскакиваю, и мне наплевать на то, что раны раскроются.
— Что за человек говорит с таким сарказмом? Я все равно никогда не просил тебя спасти меня!
— Но ты не можешь отрицать, что в долгу передо мной, —ухмыляется он, глядя на меня.
Пристально глядя на него, понимаю, что мне нечем возразить.
— И что теперь? — непринужденно продолжает он, словно мы всего лишь обсуждаем погоду на завтра, — страна, которой ты присягнул, покидает место, которое охранялось десятилетиями, отступая с поджатыми хвостами, оставляя позади своих собственных солдат. Ах... какая жалость...
Его слова режут как острый кинжал.
Он качает головой, но уголки губ коварно приподнимаются:
— Даже ты, член императорской семьи, внучатый племянник вдовствующей императрицы, брошен. Какая жалость, ох, какая жалость...
Из-за его слов, меня сразу же охватывает злость. Я хватаю рядом лежащую подушку и швыряю в него.
— Не думай, что только потому, что ты спас меня, можешь высмеивать...
Он ловко ловит летящую подушку и загадочно улыбается.
— Хань Синь, я думал, что только твоя внешность была единственной женственной чертой. Не знал, что у тебя и характер такой же, ведешь себя как обиженная девица.
— Ты!
Я бросаю миску, и она, как стрела, со свистом летит, но он уклоняется от нее. Она пролетает мимо его плеча и с грохотом разбивается об землю. Сразу же доносятся крики с другой стороны двери: