— Вот вы нам скажите, — пришел на выручку стушевавшемуся Вадиму полковник, — страшно ли выходить один на один с фашистским снайпером? И вообще, страшно ли быть одному или в паре за передним краем, как говорится, нос к носу с врагом? А он хитрый, злой.
Вадим чуть привстал, прижал к себе винтовку (он все время держал ее рядом) и, взглянув в глаза полковнику, ответил:
— По-моему, ничего не боится тот, кто ничего не соображает. Ведь не на гулянку за околицу идешь. Жизнь-то у человека одна. Скажу честно, поначалу я даже струсил. Едва не уполз назад. Да вовремя самого себя остановил. А потом привыкать стал. Страх, конечно, есть, скрывать не буду. Но он уже не давит так, как в первый раз. Понял, что в случае чего помогут, поддержат. Сзади-то свои…
— И не только солдаты, но и вся страна, — вставил начальник политотдела.
— Понял и другое, — продолжал Лавров, — ведь не мы к ним, а они к нам пришли. Пришли не в гости, а с разбоем. Вот пусть они сильнее и боятся.
— Это вы хорошо подметили, — резким движением руки полковник как бы подчеркнул сказанное, — не мы к ним пришли, а они к нам. И вот какая историческая закономерность: придут, а потом без всякого на то желания ведут нас за собой. Так уже было. Как раз вот в эти октябрьские дни 1760 года русские вошли в Берлин. Разгромив пруссаков наголову, они в сентябре форсировали Одер и взяли Берлин в полукольцо. Осада длилась всего шесть дней. 10 октября 1760 года комендант Берлина отдал ключи от города генералу Чернышеву. Между прочим, среди первых отрядов, вступивших в Берлин, был и отряд подполковника Александра Васильевича Суворова. Фридрих II сказал тогда: «Этих русских можно убить до единого, но победить их нельзя». К хорошему, справедливому предупреждению не прислушался Наполеон Бонапарт. И поплатился — русские пришли в Париж, а по пути, вторично, — и в Берлин. Не внял разумному совету и Гитлер. Пошел к нам с разбоем. А кончится все естественным образом: советские войска будут в Берлине. В этом сейчас ни у кого сомнения нет. Так что вы правы, товарищ Лавров, пусть фашисты нас боятся, а не мы их. — Подвинул к себе стакан чая, отхлебнул глоток и снова повторил вопрос: — Да, ну а как же девушки себя чувствуют, какое у них настроение?
— Настроение боевое, не хнычут. Но тяжело им. Очень устают. А главное — потери, вот это их особенно угнетает.
— И не только их, — глухо проговорил полковник. — Но такова уж особенность боя. В наступательном всегда жертв больше. Надеюсь, ясно, почему? В обороне человек укрыт — в траншее, окопе, дзоте. А в наступлении он на виду. Он идет, бежит. И чаще всего — во весь рост. Иначе нельзя. Одной лишь обороной победу не завоюешь. Еще на Руси говорили: «Кто только отбивается, будет вдвое битым». Чтобы победить врага, его надо погнать, догнать, добить.
— Это мы понимаем, — откликнулся сержант. — В обороне лежать — победы не видать.
— Вот-вот, — подхватил начальник политотдела. — Надо, чтобы эта мысль была глубоко в сознании каждого бойца. Вы теперь коммунист и должны жарким словом, личным примером побуждать людей к подвигу. Умейте воспитывать у них ненависть к врагу, находите для этого убедительные факты. Впрочем, их и искать не надо: зверства, чинимые здесь фашистами, на виду. Рассказывайте обо всем этом девушкам, другим бойцам. Пусть у каждого из чих клокочет в груди ненависть. А ненависть, как известно, утраивает силы воинов.
Начальник политотдела еще раз пристально, изучающе посмотрел на Лаврова и, повернувшись к подполковникам, спросил, есть ли у них вопросы к сержанту?
— У меня есть, — поднялся один из них. — Скажите, почему вы вступаете в партию?
Лавров основательно изучил Устав ВКП(б), еще раз прочитал последние приказы Верховного Главнокомандующего, был в курсе событий на фронтах, в стране, за рубежом. Мог ответить на любой вопрос. А вот этот для него был совершенно неожиданным. И он растерялся. Переводит взгляд с одного на другого: может, кто подскажет? Но все молчат. Полковник, склонившись над столом, что-то чертит на бумажке. Подполковники с интересом смотрят на Вадима, ждут, что же он скажет. Лишь капитан Кучеренко ободряюще подмигивал.